«ЦАРСТВУЙ НА СЛАВУ!» Освободитель из будущего - Петр Динец

- Да, быстро сумлели. И чего им дома не сиделось? - философски заметил его товарищ. Дальнейший разговор прервался криком поручика, который приказал сопровождать пленных персов в лагерь.

Сражение на левом фланге было выиграно, а на правом все еще звучали пушки, методично расстреливая врага, но вскоре и они смолкли. Лишь к вечеру нижегородец смог смыть гарь с лица и поесть. После окончания сражения, требовалось похоронить убитых и разнести раненых по лазаретам, собрать трофеи и привести в порядок оружие. За этими хлопотами и прошел остаток дня. Убитых хоронили быстро, ибо июльская жара могла привести к эпидемии. Пленные персы хоронили своих убитых сами, а затем были отправлены в специально огороженный лагерь. Василий же наслаждался наступлением прохлады после жаркого дня и ощущением покоя, который особенно чувствуется теми, кто взглянул смерти в лицо.

- Эх раз туды ее, - в сердцах сказал Матвей Иванович, когда колесо пушки, сметая камешки в пропасть, лишь чудом осталось на тропе. Шестеро мужиков, напрягая все жилы и упираясь ногами в пыльную дорогу, канатами тянули двенадцатифунтовую пушку по извилистой горной тропе.

- Навались, православные, - крикнул Афанасий, коренастый мужик с небольшой рыжеватой бородой, и потянул канат на себя. Находившиеся позади два солдата, с кряхтением вытолкали корпус непослушного орудия обратно на тропу.

- Кажись обошлось, - сказал Григорий, вытирая пот с лица. Высоко в горах, даже днем стояла прохлада, но солдаты, нагрузив всю свою амуницию на небольшую коренастую лошадку, были в одних рубахах.

Фельдфебель Матвей Иванович, старший в их отряде вытащил флягу и сказал:

- Две минуты на отдых и вперед. Нам ешо две версты осталось. Остальные, сев на валуны, тоже достали свои фляги, перед тем, как продолжить этот нелегкий путь.

Их полк, как змея, растянулся по извилистой горной тропе, что шла над обрывом. Генерал Ермолов, разбив при Караклисе войска Эриванского сердара, вторгся на территорию персидской Армении. Дорога пролегала через два труднодоступных горных хребта, которые, в прошлом, уже останавливали русские войска. Но генерал, известный своим упорством, взяв с собой лишь одну дивизию, состоявшую из закаленных ветеранов и осадную артиллерию, решил неожиданным маневром появиться под стенами Эривани[14]. Немало русских солдат навсегда остались в этих горах, сорвавшись в пропасть. Но они шли вперед, прокладывая дороги, строя мосты и тяня на себе артиллерию и припасы там, где не могли пройти лошади.

К концу августа 1826 года русская армия, совершенно неожиданно для персов, появилась перед Эриванью. Город, стоявший на скалистом берегу реки Занги, имел двойные стены и ров с водой. Взять его сходу не представлялось возможным. Поэтому Ермолов приказал начать осадные работы.

- Ничего робяты, - приговаривал Матвей Иванович, - сноровисто орудуя киркой, - вот Еривань енту возьмем, а там, глядишь, и война закончиться.

- Да уж, приголубим нехристей двенадцатифунтовым, - зубоскалил Григорий, возясь с лафетом, - Оно конечно стены тут каменные, но уж построены больно неказисто. Мы в них вмиг брешь проделаем.

- Ты енто, Григорий, не загибай, - ответил Матвей Иванович, - тута аж две стены, да ешо ров с водою засыпать надобно. Неделю можем провозиться.

Небольшой отряд артиллеристов готовил позицию для обстрела, вгрызаясь в каменистую почву. Обозные уже подвезли ящики со снарядами, которые сложили в небольшом углублении. «От греха» - как прокомментировал это Матвей Иванович, потому как осажденные тоже имели свою артиллерию, пытаясь нарушить ход работ русских саперов.

В самом городе, где в основном жили армяне, разгорелись нешуточные страсти. Население города призывало сердара сдать город русским, но Хусейн-хан Каджар отказался, надеясь за толстыми крепостными стенами дождаться подмоги от Фетх Али-шаха. На всякий случай были взяты в заложники семьи влиятельных армян, дабы предотвратить возможное пособничество русским. Большинство ханской армии погибло или попали в плен при Караклисе, но в городе находился пятитысячный гарнизон, усиленный остатками разбитой армии. На стенах имелась многочисленная артиллерия, правда обслуга при пушках состояла в основном из армян, которые сочувствовали русским, а посему нечего было удивляться ее неэффективности.

На следующий день заговорили осадные орудия, методично превращавшие каменные станы в щебень. Русские саперы, под огненным прикрытием, рыли штурмовые траншеи в сторону крепостных стен. Остальные солдаты готовились к штурму, тренируясь на импровизированных укреплениях, сколоченных из бревен. Но до штурма не дошло. Армянское население города взбунтовалось и вооружившись дедовским оружием, вышло на стены. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, сардар выкинул белый флаг, и ровно первого сентября русская армия вошла в город.

Население города встретило русских солдат с ликованием. Для них это значило освобождение от персидского ига. Многие предлагали разместить солдат у себя в домах, но Ермолов, соблюдавший осторожность, приказал, чтобы солдаты селились отдельно, а многих и вовсе оставил вне стен Эривани, на всякий случай.

Расчет Матвея Ивановича вошел в город с одной из пехотных колон. Солдаты шли по узким улочкам, среди каменных и глиняных домов с выцветшими на солнце стенами. Кое-где улочки были вымощены камнем, и тогда солдатские сапоги и колеса пушек эхом отзывались среди древних каменных стен. В центре города высились минареты главной мечети, там, где сарбазы побросали оружие. Целая гора из ружей, сабель и пистолетов возвышалась на главной площади, перед входом в мечеть. Вокруг нее мухами вились интенданты, составляя списки и распоряжаясь, куда свести все это добро. Наконец, пройдя почти весь город, усталые солдаты добрались до домов, которые отвели им под постой. Необъяснимо как, но ротный квартирмейстер сумел организовать баню, использовав в качестве основы местный хамам.

А вечером, в сардарском дворце состоялась первая постановка пьесы Грибоедова «Горе от ума»[15]. Александр Сергеевич самолично руководил постановкой пьесы, а в качестве актеров выступили офицеры русской армии.

Итог этому походу подвел артиллерист Григорий, заявивший: «што бабы, в родной Костроме, все едино краше».

А тем временем корпус генерала Паскевича, перейдя персидскую границу, форсированным маршем шел к Тевризу[16]. Василий, в составе Новгородского полка шел в одной из колон, с ружьем на плече, мерно топча дорожную пыль, как и тысячи его сослуживцев.

- Колонна, стой, - крикнул капитан, и солдаты остановились посреди пустынной дороги.

- Первая и вторая рота вперед, а остальные за ними. Занимаем позиции вон на том холме, - капитан указал на невысокий холм в полверсты к западу.