Аскольдова невеста - Елизавета Дворецкая

Но Дивляна боялась, что одной неожиданности будет мало. Где-то там ждал ее тот самый противник, сумевший привлечь на свою сторону богиню Марену. И каждый взмах весел приближал встречу. Временами накатывала жуть: сможет ли она тягаться со старой голядской колдуньей? Ведь та одолела даже Кручиниху, а бабку боялись в округе на несколько дней пути! Во что она ввязалась?

Дивляна оглядывалась, и привычные лица братьев, налегающих на весла, не успокаивали ее, как раньше. Если бы им противостояли только разозленные родичи убитого Жирги, она бы не слишком боялась — хотя потерять кого-то из собственных родичей ей вовсе не хотелось. Но если она не ошибается, то дружина не поможет, даже будь втрое больше, чем есть!

Она подумала было послать игрецов осмотреть путь впереди, но отказалась от этой мысли: слишком волновалась и не смогла бы сосредоточиться. Да и не пойдут они — побоятся. Она сама как будто не боится…

— Вот здесь! — Рудень показал на длинную отмель. Там лежала лодка, и по всему было видно, что люди здесь бывают. — Отсюда тропа идет.

Дивляна взглянула на небо: солнце уже клонилось к закату. И чем ниже оно опускалось, тем тревожнее ей становилось, как будто темнота грозила непоправимой бедой.

* * *

Солнце клонилось к закату, касаясь нижним краем вершин темных елей. Настало время начинать. На Кругу Мары — широкой поляне посреди леса, где сжигали тела умерших, — было тесно от людей: здесь собрались жители нескольких окрестных поселений, чтобы проститься с одним из наиболее знатных мужей, погибшим в битве с князем криевсов.

Женщины пронзительными воплями и причитаниями выражали общее горе, над поляной висело сплошное облако причитаний, в котором трудно было разобрать отдельные слова. Толпа голосящих женщин, одетых в белое в знак скорби, напоминала стаю голодных птиц, вестниц Мары, и у мужчин, слушавших их, мороз пробегал по коже и сердце сжималось от тоски. Женщин здесь оказалось большинство — мужчины ушли вместе с Жиргасом и были частью убиты, частью взяты в плен.

На заранее приготовленной краде — прямоугольной кладке обмазанных смолой дубовых дров, соломы и бересты — уже лежало тело, поврежденное долгим ожиданием, но омытое, облаченное в лучшие наряды и украшения, которые знатный человек обычно не носит при жизни, но бережет для погребения, чтобы предстать в достойном виде перед богами и предками. Рядом с телом было уложено его оружие — два меча, два топора, три копья, ножи, щит.

Заходящее солнце огненно-рыжим шаром светило прямо в лицо мертвого, которому вслед за солнцем предстояло опуститься в мир мертвых. Его мать, старая Норинь, поставила ему в ноги горшки с кашей, вареным мясом и медом. Это была морщинистая, немного сгорбленная, сурового и властного вида старуха, в белой одежде, с белым покрывалом на голове и с множеством бронзовых украшений и бус на отвислой груди.

Возле крады стояла жрица богини Мары — молодая женщина в белой рубахе, с темными волосами, заплетенными в тринадцать кос. У ног ее были привязаны к жердям черный пес и черный петух, рядом стоял черный конь — спутники, указующие умершему дорогу на Тот Свет.

Жрица Мары взмахнула рукой, и вопли быстро стихли. Она опустила горящий факел пламенем вниз и двинулась вокруг крады — против солнца. Сейчас она воплощала саму Мать Умерших, пришедшую за своим новым сыном.

— Прощай, доблестный муж Жиргас, сын Тарвиласа, внук Айниса, — говорила она на ходу. — Пришло время тебе проститься с земным родом и отправиться в род небесный, где ждут тебя твои предки.

Обойдя краду, она поднялась по лесенке и встала над умершим, Норинь подала ей черного петуха. Сняв с пояса серебряный серп, жрица отсекла ему голову и окропила кровью лежащее тело, а потом бросила трепыхавшуюся еще птицу в ноги покойного.

— Иди по незримой тропе и не оглядывайся! — от лица самой Мары напутствовала она умершего. — И возвращайся вновь, когда Лайма велит тебе снова родиться в твоем роду.

Снизу ей подали черного пса — видимо, его напоили чем-то, и он не противился, а лишь вяло поматывал головой. Женщина с трудом подняла тяжелую собаку, уложила на краду, тоже перерезала горло серпом и, набрав в ладони горячей крови, обрызгала тело.

— Пусть не оскорбит твоей могилы чужак, не помянут тебя дурным словом живущие, не обидят тебя родичи забвением в поминальные дни…

К краде подвели коня, двое мужчин держали, а третий ловко ударил животное в лоб тяжелой дубиной. Оглушенный конь рухнул на колени и завалился на бок, а Мара тем же серпом перерезала ему горло, собрала кровь в глиняный сосуд и окропила тело Жиргаса и краду. Голову коня и ноги по колено отделили и возложили рядом с умершим.

— Пусть не удручат тебя близкие долгими плачами по тебе, не унизят потомки нерадивою тризной…

К ней приблизилась Норинь, ведущая под локоть молодую женщину. По толпе пролетел ропот. Женщина была одета в красивую беленую рубаху, на голове ее, поверх белого покрывала, сиял начищенный венчик из бронзовых свитеней и пластин, на шее пестрело ожерелье из синих, зеленых, желтых стеклянных бус. Лицо у нее было застывшее и беспокойное одновременно, взгляд блуждал и, похоже, она ничего вокруг не видела. Мара напоила ее особым отваром трав, и душа посмертной спутницы Жиргаса уже устремилась вдаль, прокладывая ему дорогу.

— Хвала тебе, о великая Черная Мать, прекрасная чаровница, чье волшебство есть чудесный дар твоим детям! — начала Сара, простирая руки к земле. — Хвала тебе, о великая богиня — все порождающая, все питающая и все пожирающая во свой срок! Хвала тебе, о великая тьма!

Старая Норинь стояла рядом, с непроницаемым лицом слушая ее. Служительница Мары говорила на языке голяди, но все же по выговору ее было слышно, что родом она из тех самых ненавистных криевсов, с которыми вели непримиримую борьбу уже много поколений предков и родичей Норини, в сражениях с которыми сложил голову и ее отец, и ее брат, и ее муж, и все трое сыновей. Норинь коробило то, что провожать к предкам ее последнего сына пришлось доверить колдунье криевсов, но делать было нечего — старая жрица, прежняя хозяйка Мариною Круга, зимой умерла, а эта, молодая Мара, была слишком сильной чародейкой, чтобы ей можно было отказать.

— Прими к себе этого мужа, Жиргаса сына Тарвиласа и его жену Альгиту, — провозглашала тем временем Мара. — Иди сюда, женщина! — Она схватила спутницу Жиргаса за локти и подтянула к краде. — Поднимись сюда — эта дорога ведет тебя в небо. Взойди!

Она помогла жертве подняться на краду и придерживала ее, чтобы та не упала.

— Смотри — видишь ли ты путь? — требовательно спросила Мара.

— Вижу, — еле слышно шепнула та, глядя перед собой застывшим взором.

— Видишь ли ты открытые ворота в небесный сад?

— Вижу.

— Видишь ли ты там твоих предков, с радостью ждущих встречи с тобой?

— Вижу.

— Назови мне их имена. Кого ты видишь?

— Я вижу… Мой прадед Водила сын Альгирдаса… Его сын, мой дед по матери, Боровид… Его сестра, Альгита… Вижу моего прадеда по отцу, князя Беривоя… Его жену, княгиню Вселаду… Моего деда по отцу, князя Удачу… Его жену, княгиню Унемилу…