Интерлюдия Томаса - Дин Кунц

Это не самое уникальное, что я когда-либо видела, поскольку слово «уникальное» — абсолют, без каких-то степеней. Что-либо или уникальное, или нет. Не может быть чего-то очень уникального, или достаточно уникального, или более уникального. Просто уникальное. Это один из шестидесяти миллионов фактов, которые ты должен выучить, если обучаешься дома, твои родители прочитали целую библиотеку книг и передумали обо всем. Но сфера уникальная, это точно.

Ни единого звука из сферы не исходит, но она посылает какие-то зловещие флюиды, заставляющие почувствовать, что я буду полной идиоткой, если посмею к ней прикоснуться. Возможно, мне и хочется идти путем Индианы Джонса, но, по правде говоря, сопля страха вновь у меня в горле, и более густая, чем прежде, так что проглотить ее мне удается с большим трудом, а если б не удалось, я бы не смогла дышать. О сердце и не спрашивайте. Оно стучит, как пневматический молоток.

Из окружающей сферу густой чернильной тьмы доносится тот самый холодный голос, такой же самодовольный. Мне хочется пнуть его, честное слово.

— У Джоли Энн Гармони допуска к проекту нет.

— Кто вы?

— У Джоли Энн Гармони допуска к проекту нет.

— Кто вы?

Он замолкает.

Кем бы он ни был, я чувствую, что он так же опасен, как размахивающий топором убийца, поэтому его нужно обходить на цыпочках и не грубить ему, но он действительно меня раздражает. Такой важный. Такой командный. Даже не вступает в разговор.

— Вы очень уж важный, — говорю я ему. — И любите командовать, с вами просто невозможно общаться.

Он так долго молчит, что я уже и не жду ответа, а потом говорит:

— И все равно у вас допуска к проекту нет.

— А я думаю, что есть.

— Неправда, его у вас нет.

— Как раз есть.

— Нет.

— И как называется ваш проект?

— Это секретная информация.

С минуту я стою, слушая тишину и глядя на светящуюся сферу, которая теперь похожа на гигантский хрустальный шар, хотя я уверена, что шар этот металлический. Потом я ставлю его на место:

— Если вы действительно хотите знать, так я думаю, что нет у вас никакого проекта. Все это — большая лепешка коровьего навоза. Вы все выдумали, чтобы чувствовать себя таким важным.

— У Джоли Энн Гармони допуска к проекту нет.

— Кто-нибудь говорил вам, какой вы занудный?

Если я задела его, он этого не показывает.

— Если у вас есть проект, то где сотрудники и все такое? Над любым проектом работают люди в рабочих спецовках, в военной форме, в лабораторных халатах, в чем-то еще. Я никого не вижу. Здесь нет ни одной души.

Он вновь молчит. Рассчитывает меня напугать, но со мной такое не проходит.

— В предыдущей комнате лежат шесть людей в воздухонепроницаемых костюмах и выглядят так, будто давно уже умерли. Все, кого я здесь видела, мертвы, и вы не можете претворять в жизнь проект с одними мертвяками.

Наконец, мистер Загадка говорит:

— Я имею право уничтожать незваных гостей.

— Нет, не имеете.

— Имею.

— Если б имели, уже уничтожили бы меня.

Над этим ему приходится задуматься.

Я не уверена, что сказала что-то очень уж умное, поэтому предпринимаю еще одну попытку.

— И потом, какая я вам незваная гостья? Я исследовательница. Ищущая убежища исследовательница. Где это дурацкое место? На южной границе Форт-Уиверна? Уиверн закрыли чуть ли не до того, как я родилась.

После паузы он говорит:

— Тогда ты ребенок?

— Удивительное достижение дедукции. Я потрясена. Я действительно ребенок. Гениально. И вот что я вам скажу — ваш проект давным-давно закрыт, а вы — сторож, который никому не позволяет похитить ценное оборудование, чтобы продать его за гроши.

— Вывод неверен. Этот проект закрыть нельзя. Он лишь приостановлен, чтобы найти новый подход к проблеме, а на это, видимо, потребовалось время.

— К какой проблеме?

— Это секретная информация.

— Вы хотите, чтобы я плюнула, действительно хотите.

В полу двумя рядами зажигаются маленькие желтые лампочки, образующие дорожку, которая начинается у моих ног и уводит от плавающей сферы. Предложение понятное, пусть лампочки и не очень яркие, они напоминают маленьких люминесцирующих существ, которые неторопливо ползут вдоль траншеи на дне глубокого, глубокого океана, так далеко от солнца, что окружающая вода черная, как нефть. Эта световая тропа приводит к металлическим ступеням, неожиданно появляющимся из темноты, когда на каждой загорается белая трубка. Лестница так мягко освещена, что кажется миражом, который в любой момент может растаять в темноте. Чем-то лестница эта напоминает сказочный город на облаке, где живут феи.

Такие слабые лампы, годящиеся лишь для того, чтобы едва разглядеть путь и не упасть, указывают, что это аварийное освещение, то есть с электричеством у них проблемы. Возможно, по этой причине и сферу зажгли только при моем появлении.

По тропе я иду, но не убеждена, что подниматься по лестнице — хорошая идея. Все-таки я далеко ушла от Орка и всего остального.

Из темноты, окружающей тропу и лестницу, мистер Загадка говорит:

— В разговоре с Гарри ты упомянула фамилию, которую я узнал, — Хискотт.

— Что это вы себе позволяете — подслушиваете, вынюхиваете. Это нехорошо, знаете ли.

— Это мои владения. Ты нарушила право владения.

— Что ж, правда или нет…

— Это правда.

— Правда это или нет, вы все равно поступили нехорошо.

— Поднимись по лестнице и поговори со мной о Норрисе Хискотте.

Трейлер оснащен плоским и изогнутым зеркалом с каждой стороны кабины и малыми зеркалами на передних крыльях. Все регулируются из кабины, но мне они нужны только для того, чтобы убедиться, что дальнобойщик по-прежнему уходит от своего трейлера. И он определенно не собирается бегом возвращаться к нему, едва за мной захлопывается водительская дверца.

Мощный двигатель работает на холостых оборотах, когда я сажусь за руль, но в кабине такая хорошая звукоизоляция, что во многих легковушках уровень шума куда как выше. Кабина уютная, и если бы мне предстоял дальний путь, то пришлось бы принять еще одну таблетку «Ноу-доз», чтобы не заснуть под убаюкивающее урчание пятнадцатилитрового двигателя, просачивающееся сквозь звукоизоляцию.

Пистолет я зажимаю между ног — стволом вперед.

Со щитка над ветровым стеклом и с дверцы бардачка я снимаю семейную фотографию, фотографию дальнобойщика с любимым ретривером и карточку «ИИСУС МЕНЯ ЛЮБИТ». Кладу их в бумажник, а бумажник возвращаю в карман джинсов.