Смытые волной - Ольга Приходченко

– Вполне, ничего не изменилось, слава богу.

– А на кой ляд ты на базе лямку тянешь, если даже собственного угла не имеешь? Уж с однокомнатной кооперативкой они могли тебе помочь. Для личной жизни, ну, там, того-сего? Взрослая же тетка. Сколько лет уже пашешь? Семь? Вот суки.

– Может, и помогли бы, но я не обращалась. Не хочу ни от кого зависеть. Заработаю еще на квартиру или замуж удачно выскочу.

– Вот это дело. Все, прикатили. Мои архаровцы в пионерском лагере. Я их на все лето сбагриваю, на все три смены отправляю. Бабушка умерла, присмотреть за ними некому. Они дядю Васю побаивались, пока он жив был, я была спокойна. А сейчас с ними никакого сладу.

– Сколько им?

– Два раза по двенадцать. Я их в шестнадцать родила на свою голову.

Мы тормознули у ворот Наташиного дома, она быстро выскочила из машины и так же быстро, привычными уже движениями открыла их, и мы въехали вовнутрь. Широкая асфальтированная аллея, обвитая виноградом, упиралась в довольно большой дом. Лохматая непривязанная собака бросалась на дверь с моей стороны.

– Васька, на место, я кому сказала – на место, это свои. Выходи, не бойся, Оля, он не тронет.

– Я знаю, что не тронет, у меня сучка дома, Капка. Сейчас Васька нанюхается и признает. А вдруг цапнет?

– Вася, свои, фу! А ты все такая же собачница? Помню твоих животных: рыжая дворняга и кошки. Так?

– Да, только Дружок умер, и коты погибли. Теперь маленькая у нас собачонка, из пинчеров, девочка Капа.

– Дружка вашего хорошо помню. Как он очередь за мукой честно отстоял в магазине, бедняга часа три с бабкой твоей в толпе мучился, но свои два килограмма получил. Продавщица шутила: «А шо, он не человек? Шо, ему жрать не надо? Всем хватит!» Народ смеялся. А без Дружка, без драки не обошлось бы, все на взводе, достанется или нет, не зря стоим.

– Наталья, у тебя здесь просто рай.

– Да, этот рай как бы мне боком не вышел. Где присядем, на веранде прохладно, не замерзнешь? Сейчас плед притащу. Давай чекалдыкнем в честь встречи. Нормально, Григорий!

– Отлично, Константин! – смеясь, ответила я. Надо же Михаилу Михайловичу придумать такой пароль.

Мы засиделись дотемна. Устроили себе небольшой праздник, переговорили обо всем на свете, друг другу выложили все без прикрас. Когда я уходила, Наташа грустно пошутила, что нас на допрос, как на дуэль вызывают, как Пушкин Дантеса или граф Монте-Кристо сына Мерседес, она забыла, как его зовут.

– Наташ, они за честь свою или честь женщины стрелялись, жизнь на кон ставили, а эти за какую честь с нами рискуют? Начальству своему угодить, а себе звездочку очередную на погоны присобачить. Ну как же, разоблачили крупных растратчиков народного добра. Та девчонка девятнадцатилетняя с четвертого склада, только техникум окончила – растратчица, опасная преступница, в тюрьму ее, а она никогда двадцатипятирублевку в руках не держала, ее восемьдесят рубчиков в зарплату ей пятерками и десятками в кассе отсчитывали. В одной юбчонке бегала, так в ней и в камеру попала. Всем миром собрали ей теплые вещи, беременная она. Думаю, пользуются ее состоянием и радуются своим разоблачительным успехам.

Когда Наталья затягивалась очередной сигаретой, лицо ее в болезненной ухмылке изменялось до неузнаваемости. Она часто запрокидывала голову, и в этот момент казалось, что она заглатывает невидимые слезы. Голос сначала дребезжал, затем стихал, так что мне приходилось напрягаться, чтобы уловить, о чем Наталья говорит.

– Олечка, ты какого года, сорок шестого? А я в сорок пятом родилась. Моя мама, царство ей небесное, встретила молодого красивого морячка в санатории, где тот долечивался после фронтового ранения. Танцевать он не мог, и они вместе коротали время на лавочке в глубине парка. Провожал он ее только до калитки, дальше, до трамвайной остановки, тоже не мог, для него слишком далеко, ноги сильно болели.

В очередное воскресенье он и на танцах не появился. К ней подошел его товарищ по несчастью и сказал, что у Пети воспалилась рана, ему опять ее почистили и теперь он отлеживается в палате. Посторонним заходить в корпус не разрешалось, но есть вариант – через открытое окно, если она захочет, благо палата на первом этаже. Девушка не возражала, Петины товарищи ее аккуратно подсаживали, и она сразу оказывалась в объятиях любимого. Так она и лазила к нему, пока его не выписали, и Петр укатил к себе на родину, обещая обязательно вернуться.

Обещанного, как говорится, ждут три года. Но для девушки они превратились в бесконечность. Или что-то случилось, или Петя забыл вернуться, но след от курортного романа остался – недоношенная Наташка появилась на свет за два месяца до окончания войны.

– Трудно в это поверить? Мне самой не верится. Роды у мамы были тяжелыми, последствия печальными – мама умерла, когда мне было всего два годика. Дорогой папочка, бравый морячок, так и не появился. Меня воспитывала бабушка, тянула, что называется, из последних сил, я была ее вечным хвостиком. Жили мы здесь же, на Бугаевке, в маленьком домишке с огородиком. Он был нашим спасителем, кормил круглый год. Мы высаживали кукурузу, летом в пляжный сезон бабуля варила ее, мы несли подрумяненные початки в Аркадию, запасшись солью. Бабушка громко кричала: «Пшенка, пшенка, горячая, вкусная пшенка!» Я, мелюзга, ей подпевала: «Пьсенка, пьсенка!» Еще бабушка держала корову, по тем временам целое состояние.

Каталы, работающие в Аркадии, покупали кочаны только у маленькой Наточки и не брали сдачу. Особенно один, по имени дядя Вася. Он даже предложил бабушке оставлять девочку возле них, пока она разносит кукурузу, чтобы ребенок не таскался по жаре и по огненному песку. Женщина сначала не соглашалась, но потом так привыкла, что доверяла. Дядя Вася дарил Наточке красивые вещички, туфельки, платьица, а однажды где-то раздобыл для нее симпатичную немецкую куклу. Такая во всей Бугаевке была лишь у нее одной. Девочка с гордостью и на зависть подружкам говорила: «Мне дедушка Вася подарил, он хороший».

Но пришла осень, и каталы исчезли вместе с курортниками. На следующий год летом они опять торговали на пляже с самого начала сезона. В кулечки фасовали черешню, потом абрикосы, яблоки, груши, а в августе шел основной товар – отварная пшенка. Каталы появились, как обычно, с первыми приезжими, однако среди них не было дяди Васи. А эти новые не обращали внимания ни на бабку, ни на уже подросшую внучку. Бабка осторожно расспрашивала про дядю Васю, но никто такого не знал.

Когда Наточка подросла, то уже сама с тяжелой сумкой тащилась на разные пляжи, продавая свой незамысловатый товар, бабушка заранее готовила его дома, но выбиралась в Аркадию или еще куда дальше на фонтанские пляжи. А тут еще беда с коровой, она заболела, пришлось прирезать. Жить стало тяжелее. Чего только не придумывала бабушка – и семечками торговать, и пирожки жарить, выручки это приносило мало. Пришлось Наташе после семи классов уйти из школы и наняться на работу на Джутовую фабрику. Тоже за небольшие деньги, а кто будет хорошо платить ученице?