Дивная книга истин - Сара Уинман

Мне восемьдесят девять? – переспросила Дивния. Ты уверен?

Полагаю, да.

Дивния покачала головой и вернулась к своей трапезе.

Ты не закончила историю, повторил Дрейк.

Кто это сказал?

Я это говорю. Да всякий сказал бы на моем месте.

Дрейк оттолкнул от себя пустую миску и закурил. Дивния доела рагу и вытерла губы. Затем достала из кармана бутылочку джина, наполнила стакан и осушила его одним духом.

Истории, как и природа, имеют свойство никогда не кончаться, изрекла она.

Дрейк стряхнул пепел в миску.

Ты довела рассказ до смерти твоего отца, сказал он. Ты привезла его обратно и впервые вошла в лодочный сарай. Ты увидела, как они тут жили. А когда он умирал, ты почувствовала присутствие твоей мамы, которая его ждала. И она его никогда не покидала. Они вместе повернулись к тебе и сказали…

Ты позволишь нам уйти? – подхватила Дивния.

Да, именно так.

А я ничего не смогла им ответить.

Да.

Старуха поправила на носу очки и задумчиво потерла лоб. Побарабанила пальцами по столешнице, ожидая, когда к ней вернутся воспоминания.

И я ничего не смогла ответить, повторила она.

И она вспомнила, как ей пришлось отложить погребение до глубокой ночи. Молодая луна светила слабо, и она надела шляпу, к которой спереди прилепила речной глиной огарок свечи. Этого света оказалось достаточно. Она подняла отца, который стал очень легким, ибо все, чем он являлся прежде, его уже покинуло. Понесла тело к реке, перешагнула борт лодки, покачалась, удерживая равновесие, и бережно опустила его на доски.

Она удачно выбрала время – как раз начавшийся отлив быстро понес лодку в сторону моря. Вид открывался фантастический. Топовые огни судов покачивались вдали, как блуждающие над горизонтом звезды. Она проплыла мимо нескольких бухточек и мелководных заливов, пока не нашла достаточно глубокое и уединенное место, недосягаемое для прожектора маяка. Там она убрала парус и позволила лодке свободно дрейфовать.

Она шепотом повторяла слова, которым научил ее отец, пока лодку не окружило яркое фосфоресцирующее сияние. И она поняла, что время пришло. Подняла отца и медленно погрузила его в волны, а навстречу из глубины тотчас поднялись и приняли его в объятия сияющие руки мамы.

Дивния перегнулась через борт лодки и окунула лицо в воду, чтобы разглядеть уплывающих родителей. Но она была еще слишком юной и не могла видеть чужой для нее мир – эта способность проявляется с возрастом и накопленным опытом, а в четырнадцать лет она не имела ни того ни другого.

Море и небо слились воедино, поочередно то вздымаясь, то опускаясь одно за счет другого. И в считаные мгновения Дивнию поглотила темная пустота неизвестности, зародившаяся у нее в душе вместе со страхом за свое будущее. Тогда она вновь спустила парус, легла на дощатое сиденье и заплакала. По всем признакам, оставался всего один день до прихода с юго-запада свирепого шторма, который играючи опрокинет и разобьет о скалы ее лодчонку. И она молилась о том, чтобы шторм нагрянул поскорее и унес ее из этой жизни. Тогда она смогла бы воссоединиться с родителями.

Однако проснулась она не среди гибельной пляски волн, а от легкого галечного хруста под килем, когда лодка утвердилась на мели. Шторм так и не пришел. Вместо этого ее прибило к берегу в защищенном от ветра заливе, и бледный свет раннего утра помог ей сориентироваться на местности. Она была жива. В мире царило спокойствие, море было тихим, как мельничный пруд.

Дивния спрыгнула за борт, размотала носовой швартов и по мелководью отбуксировала лодку до места, где к линии берега ближе всего подходило течение реки. Далее уже под парусом она проследовала мимо маяка в речном устье, мимо старинных замков и громадных военных парусников, мимо корабельного кладбища с гнилыми корпусами судов, команды которых также гнили где-то в могилах или на дне моря. Вот и знакомая отмель перед входом в приливную бухточку. Был отлив, и ей опять пришлось идти по мелководью, распугивая креветок и крабов, тянуть лодку против течения, как тянут на убой упирающуюся свинью. Наконец за изгибом русла показалась церковь, а чуть поодаль – белый лодочный сарай. Она пришвартовала лодку и села передохнуть на причальный камень. Теперь вся долина принадлежала ей, но она не испытывала никаких чувств по этому поводу. Только что она проделала самый долгий поход в своей жизни – самый долгий потому, что впервые никто не ждал ее в конце пути.

Она проспала большую часть той зимы. Пропустила Рождество и едва заметила наступление Нового года. И ни до чего ей не было дела, пока буро-зеленое подножие окружавшего ее мира не окрасили первые цветы черемши и колокольчиков.

В тот день со стороны церкви донеслось хоровое пение, и Дивния наковыряла в речном иле столько вкусностей, что их хватило бы на большой пир. Она наполнила добычей колодезные ведра, и к тому времени, когда прихожане потянулись из церкви, у нее уже был разведен костер и шкворчала сковорода, на которой раскрывались раковины моллюсков. Но никто даже не посмотрел в ее сторону.

Она выращивала овощи и ловила рыбу – обычно на удочку с берега. Она хорошо питалась и продавала излишки еды. И по-прежнему никто не обращал на нее внимания. Но со временем она отрастила длинные густые волосы и завела привычку купаться нагишом, как ее мама; и вот тогда-то ее стали замечать. Вода имеет свою память и может передавать ее людям. Память окрестных жителей была разбужена; и память Дивнии наконец-то вышла из спячки, ибо все, что ей следовало знать, заключалось в этой воде. Она пугала обычных людей, как их прежде пугала ее мама. И, как в случае с мамой, ее нагота вызывала смятение в умах. Она расцветала, и жизнь вокруг нее била ключом; а мужчины раздували ноздри, улавливая в воздухе ее запах, и пытались за ухмылками спрятать свое смущение.

Яблоко от яблони недалеко падает, критически заметила как-то раз миссис Хард.

Верно, согласилась Дивния. И чем ближе яблоко к яблоне, тем оно слаще на вкус.

Однако она никому не позволяла приблизиться к себе настолько, чтобы распробовать этот вкус.

Прошло три лета, прежде чем в жизни Дивнии случилась решительная перемена. Однажды утром она проснулась от громкого нетерпеливого стука в дверь фургона.

У Бетси вот-вот начнутся роды! – выпалила пришедшая к ней деревенская женщина.

Кассии уже сообщили? – спросила Дивния.

Кассия сейчас сидит над умирающим. Она сказала, ты должна справиться. Она сказала, ты к этому готова.

Дайте мне пять минут, сказала Дивния и закрыла дверь, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Кассия считает, что я готова, подумала она.

Желудок ее испуганно сжался, липкий холод пополз по спине. Ей не доводилось встречать женщины мудрее и опытнее, чем старая Кассия.

Она обучила меня всему, что знает сама, напомнила себе Дивния. Она считает меня готовой. Она считает меня готовой. Она считает меня готовой…