Дар - Даниэла Стил

— Наверное, ты его очень рассердила, —сочувственно вздохнул Томми.

— Это долгая история. Когда-нибудь я расскажу тебе,может быть, в следующий раз.

Если он будет, этот следующий раз.

— А когда у тебя теперь будет выходной?

Томми не терпелось еще куда-нибудь ее пригласить. Емунравилось быть с ней рядом, вдыхать аромат ее волос, смотреть ей в глаза ичувствовать мягкость ее кожи, когда она случайно касалась его руки.

Он так быстро нашел с ней общий язык, у них было столько темдля разговоров! Он признавался себе, что Мэрибет нравится ему все больше ибольше.

— В воскресенье днем у меня будет пара свободных часов.А потом только в среду.

— Пойдем в кино в воскресенье вечером? — снадеждой спросил он, и Мэрибет улыбнулась.

За ней еще никто так не ухаживал. Никто из ее одноклассниковне проявлял к ней интереса, за исключением таких тюфяков, как Дэвид О'Коннор.Она ведь еще ни разу толком не ходила на свидания… даже с Полом. Это было ей вновинку, а потому очень интересно.

— С удовольствием.

— Тогда я заеду за тобой в ресторан, если тебе этоудобно, — обрадовался Томми. — А в среду, если хочешь, снова приедемсюда или в какое-нибудь другое место.

— Мне здесь нравится, — со значением произнеслаМэрибет, оглядевшись вокруг, а затем посмотрев на Тома.

В шесть часов, когда солнце уже начало клониться кгоризонту, они сели в машину и медленно поехали к городу. Томми хотелосьпригласить ее пообедать, но он обещал матери вернуться домой к семи и помочьустановить новый книжный шкаф. Кроме того, мама сказала, что она приготовитобед, а это бывало в их семье не так часто.

В двадцать минут седьмого он остановил машину у маленькогодомика, где жила Мэрибет. Она с сожалением вылезла из кабины — ей не хотелосьрасставаться с ним.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарилаона. — Мне все очень понравилось.

Для нее это был самый счастливый день за последние нескольколет, а Томми уже успел стать самым лучшим ее другом. Не иначе как судьбасмилостивилась и послала ей этого мальчика в самый тяжелый период ее жизни.

— И мне тоже, — с улыбкой ответил он, глядя прямов ее зеленые глаза. Они словно светились изнутри, и Томми стоял напротив нее,как загипнотизированный, с трудом удерживаясь от того, чтобы не поцеловатьее. — Завтра я приду к вам обедать. Ты когда заканчиваешь работу?

— Не раньше полуночи, — грустно ответила она.

Если бы она была свободна и могла общаться с ним когда исколько угодно, хотя бы до конца лета! Рано или поздно все изменится, но покаей не хотелось об этом думать.

Правда, сегодня, почувствовав первое шевеление ребенка, онапоняла, что дни ее безоблачной радости сочтены.

— Тогда я отвезу тебя домой после работы, —предложил Том.

«Родители ничего не скажут, — подумал он, — вконце концов, я же могу пойти на последний сеанс в кино».

— Хорошо.

Она улыбнулась и, стоя на ступеньках, долго махала рукойвслед отъезжающему фургону.

Весь обратный путь Томми широко улыбался. Он чувствовал себясамым счастливым на свете, и улыбка все еще играла на его губах, когда без пятиминут семь он открыл входную дверь своего дома.

— Что с тобой? Ты поймал на рыбалке кита? —улыбнулась ему накрывавшая на стол мама.

Она готовила ростбиф, любимое блюдо Джона, и у Томми возниклостранное ощущение, что мама хочет показать отцу, что из кожи вон лезет, чтобыему угодить.

— Нет, я ничего не поймал, просто было очень солнечно ихорошо… я даже искупался.

Дом был весь наполнен доносившимися с кухни ароматами. Мамасделала оладьи, картофельное пюре и сладкую кукурузу, которую так любила Энни.

Энни… Знакомый приступ боли при мысли о ней сегодня был нетаким острым, как обычно. После разговора с Мэрибет ему стало легче. Если бы онмог поделиться с мамой! Но он не мог и знал это.

— А где папа?

— Он обещал прийти в шесть. Наверное, задерживается исейчас придет. Я сказала, что обедать мы сядем позже.

Но Джон не пришел и через час.

Когда Лиз стала звонить ему на работу, там никто не бралтрубку. Ростбиф был уже давно готов, долгожданный семейный обед был явноиспорчен, и губы Лиз плотно сжались от ярости.

Без десяти девять они с Томми наконец сели за стол, а вдевять появился Джон. Он был явно навеселе и пребывал в хорошем настроении.

— Ого, моя киска для разнообразия приготовила обед! Какаярадость! — игриво воскликнул он, пошатнувшись при попытке поцеловатьжену. — Почему это мы такие сердитые?

— Ты обещал прийти в шесть, — ледяным тономответила Лиз, — а я предупредила тебя, что обед будет готов в семь. Япросто подумала, что хватит нам всем питаться кое-как. Теперь я снова будуготовить.

Томми огорчился при этих ее словах; однако не стоилопаниковать раньше времени. Было совершенно очевидно, что это всего лишь благиенамерения, поэтому он решил пока не волноваться.

— Знаешь, я забыл. Ты так давно не готовила, что япросто забыл про этот обед. Больше такого не повторится, — заверил он.

Джон вел себя так, будто не чувствовал за собой никакойвины, пытаясь выглядеть более трезвым, чем был на самом деле.

Наконец он сел за стол. Глава семейства не так уж частоприходил пьяным, но в последние семь месяцев жизнь его была настолько унылой,что он никогда не отказывался выпить в любой компании, по любому поводу, а еслитакого случая не представлялось, то сидел у стойки бара в одиночестве.

Не произнося ни слова, Лиз поставила перед ним тарелку, иДжон удивленно поднял на жену глаза:

— Ты же знаешь, что я люблю немного недожаренное мясо!

Так же молча она убрала еду и выкинула ее в мусорное ведро,с грохотом поставив пустую тарелку в раковину.

— Не надо приходить в девять часов, если хочешьполучить то, что ты любишь! Два часа назад оно было именно таким, как тыпредпочитаешь, — произнесла она сквозь зубы.

Джон ошеломленно смотрел на нее:

— Прости, Лиз.

Она повернулась к мужу и посмотрела на него долгим взглядом,совершенно забыв о присутствии Томми.

Родители теперь всегда вели себя так, будто его несуществует на свете, будто он умер вместе с Энни. Его потребности и желанияникого больше не интересовали. Они так обезумели от горя, что были не в состояниисправиться с ним сами, а тем более помочь ему.

— По-моему, нам уже ничего теперь не важно, правда,Джон? Ничего. Ничего из тех маленьких радостей, которые мы когда-то так ценили.Мы на все плюнули.