Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко

– Вы хорошо знаете, почему я не могу остановиться, зачем же вы меня мучаете?

Я сказал, что мне очень тяжело сердить его, но… дурное впечатление произведет на радушно приглашающих людей, если пароход не остановится. На это цесаревич сказал:

– Извольте, остановлюсь, но не сойду с парохода, приму рапорты и депутатов и сейчас же отвалить.

Цесаревна все слушала, но ни одним словом не высказала своего мнения. Вообще, во время этого путешествия проявился превосходный характер цесаревны и ее большая выдержка. Во время всего путешествия она не выказала ни одного каприза и не доставила никому ни малейшего неудобства. Она всегда была вовремя одета, всегда всем довольна, и исключительно ей мы были обязаны, что в нашем обществе было весело и не было ни малейшего стеснения.

Пароход пристал к пристани. Положили сходню, по которой вошло местное начальство и депутаты. На пароходе, при самом входе, стояла впереди цесаревна, за ней цесаревич, а депутация – на сходне. По приеме хлеба-соли, цесаревна, разговаривая с депутатами, делала шаг за шагом вперед и постепенно заставляла отступать депутатов, а цесаревича следовать за собой, что он исполнял, улыбаясь, поняв ее маневр. Таким образом, все перешли на пристань, где на одной половине была устроена выставка местных произведений, а на другой сервирован чай и десерты. Только что вышла на пристань цесаревна, ее окружила толпа разряженных, в бриллиантах, купчих, и через секунду мы увидели ее усаженною и кушающей чай.

Цесаревича очень заинтересовала выставка, потом он обошел войско, мы посетили собор и какие-то благотворительные заведения, всех удовлетворили и отправились на пароход. Цесаревич с цесаревной ушли в каюту, а мы уселись вокруг стола на рубке. Я сидел спиной к входному трапу – вдруг кто-то положил мне сзади руку на плечо. Я оглянулся и увидел, что это цесаревич. Я хотел встать, но он удержал меня, проговорив:

– Довольны ли вы, толстый мучитель?

Я отвечал, что чрезвычайно доволен и глубоко благодарен.

Цесаревна тоже поднялась на площадку, отозвала меня в сторону.

– Я не знакома со всеми русскими обычаями и могу сделать ошибку, я прошу вас, нисколько не стесняясь, быть моим советником, и вам грешно будет, ежели вы откажетесь.

Сердце и природный такт цесаревны указывали правильно на ее обращение с народом, мне редко случалось пользоваться данным мне полномочием» (Н. А. Качалов).

Дальнейший маршрут был до Царицына, оттуда – через Калач на Дон. После Новочеркасска посетили Грушевские угольные копи, где добываемый уголь обходился дороже заграничного антрацита. Заверения горного начальства в том, что в Донецком бассейне «огромные залежи угля и скоро наступит время, когда наш уголь будет изгонять привозной», не удовлетворили Александра: «Не мечтайте, а делайте!» Дальше были Ялта и Севастополь.

27 августа на севастопольской пристани высоких гостей встречал адмирал П. И. Кислинский. Сразу поехали во Владимирский собор, сооружаемый над могилами прославленных черноморских адмиралов М. П. Лазарева, В. А. Корнилова, П. С. Нахимова, В. И. Истомина. У общей могилы под простым каменным крестом под сводами храма состоялась заупокойная служба по усопшим.

– Эти люди духом своим первые зажгли огонь любви и мужества в защитниках Севастополя, и, как верные пастыри, впереди всех положили душу свою за всё стадо, – произнес над могилой священник.

После службы поехали верхом к четвертому бастиону, где генерал Э. И. Тотлебен, один из организаторов обороны Севастополя, рассказывал о Крымской войне. Рядом с ним стоял адмирал П. И. Кислинский, раненый в первые дни бомбардировки города. Возле Кислинского находились капитан 2-го ранга Н. Д. Скарятин и адмирал П. А. Карпов, защищавшие Малахов курган в последние дни осады.

Проехали к Малахову кургану, где в такой же августовский день 14 лет назад капитан-лейтенант Карпов был взят французами в плен, но отказался служить французам, и после войны вернулся в Севастополь.

Встреча с выдающимися людьми глубоко затронула Александра. В тот же день посетили готовящийся к открытию Севастопольский музей и Братское кладбище, где памятником погибшему русскому воинству стояла почти завершенная церковь во имя Николая-Угодника.

(Каким же надо быть негодяем, чтобы легкой рукой Крым подарить Украине, как это сделал Хрущев в 1954 году, напрочь стерев русскую кровь, героизм и заслуги!)

Дальше поездка цесаревича была к развалинам древнего Херсонеса, и, благодаря его заинтересованности, руководство города решило создать археологический музей.

После Севастополя отправились в Одессу, где, кроме хитросплетений господ одесситов, давно уже съевших на этом собаку вместе с шерстью, других впечатлений не осталось; а дальше были Таганрог, Москва, и – Петербург.

По возвращении, Минни написала матери: «Теперь, когда все счастливо завершилось, хочется рассказать, как часто сердце у меня готово было вырваться из груди во время всех этих раутов, приемов и т. п., на которых Саша, с одной стороны, не желал появляться, особенно в первой части путешествия по Волге, а с другой – не стеснялся в присутствии всех господ ругаться и охаивать все на свете, вместо того, чтобы радоваться и должным образом оценивать ту сердечность, с которой нас повсюду принимали. Несколько раз мы едва не поругались, и я уже подумала, что эта поездка полностью испортит добрые отношения, сложившиеся между нами, но теперь, слава Богу, все это забыто, и жизнь у нас идет по-старому».

Дети разрядили напряженность между супругами. Младшему, Саше, было три месяца, старшему, Ники, шел второй год. Александр и Минни очень любили детей – и не только своих, дети вообще были для них чем-то особым, священным. Минни дурачилась с ними, и ее жизнерадостный нрав передавался супругу. В спальне она положила икону «Утоли мои печали», подаренную ей в Саратове, но, не умея запомнить названия, говорила: «Угоди мои покои». Александр до слёз хохотал, Минни тоже смеялась, даже не думая обижаться.

Весьма привередливый человек Александр Бенуа вспоминал: «Я был очарован ею. Даже ее маленький рост, ее легкое шепелявенье и не очень правильная русская речь нисколько не вредили чарующему впечатлению. Напротив, как раз тот легкий дефект в произношении вместе с ее совершенно явным смущением придавал ей нечто трогательное, в чем, правда, было мало царственного, но зато особенно располагало к ней сердце. Одевалась она очень скромно, без какой-либо модной вычурности. Отношения супругов между собой, их взаимное внимание также не содержали в себе ничего царственного. Это тоже было очень симпатично».

XXII

13 октября Совет министров принял решение в пользу Титгена, о чем просил свою дочь датский король: концессия была передана Большому Северному телеграфному обществу. Компания