Колыбельная для жандарма - Ольга Игоревна Елисеева

– Моя страна заинтересована в возвращении Япета, – не стал выкручиваться Поджетти. – Нам хотелось бы, чтобы и часть общественного мнения в России также выступала на нашей стороне.

Елена была противницей возвращения спутника и едва сдержалась.

– Мы не оставим вас ни помощью, ни гонорарами, – вкрадчиво продолжал Поджетти. – Ваш жених не имеет причины жаловаться. Для начала мы просто восстановим вас в должности. Поверьте, подобные рычаги у нас имеются.

Коренева закусила губу. Она не знала, что Карл Вильгельмович уже все устроил. А если бы и знала… Поджетти предлагал ей примерно то же, что и Ян в Лондоне. Тогда она отказалась, и что из этого вышло? Загремела в следственный изолятор.

– Чтобы вам легче было решиться, – сказал англичанин, – напомню: ваши книги по ранней империи могли бы быть переведены в Альянсе. А это хорошие деньги. Вы обеспечили бы себе независимость.

Сладкое слово! Хорошо просто жить на гонорары, не кланяться начальству…

– Только, – улыбнулся Поджетти, – вы пишете об империи как о золотом веке России. Наш читатель этого не примет. Все то же, но с ноткой осуждения окажется очень уместно…

Елена глянула на собеседника колко и насмешливо:

– А почему вы ни секунды не сомневаетесь, что я не донесу?

Англичанин сглотнул и снова улыбнулся.

– Ваши соотечественники считают это подлостью. А вы чтите национальные предрассудки.

* * *

Откладывать дела вдаль Карл Вильгельмович не любил. Конечно, месть – такое блюдо, которое подают холодным. Но некоторые сведения имеют тенденцию остывать. Тогда они бесполезны.

Заседание Государственного Совета было назначено на четверг. В другое время советников можно было опросить и дистанционно. Но ситуация сложилась аховая. После истории с императорским телепортом все боялись. Были перекрыты иностранные порталы. Обычно рабочие потоки свободно двигались по всему земному шару, и много людей из-за «священных рубежей» работали в России. Если кто-то, к примеру, ехал из Самарканда или Бухары, то следовало сначала перебросить себя на одном транспортере к русским порталам, сделать там пересадку и уже направляться на место. Но после покушения границы на замке. Ни туда, ни обратно.

Внутри страны люди распсиховались и в агрегат не лезли. Дороги перегружены, пробки в воздухе на много дней подряд: в антигравах рожали, проводили срочные операции, покойников наименее сознательные выкидывали за борт.

Обычно в городах работали раз в 25 больше, чем жили. Больше миллиона человек вредно собирать на одной площади. Вынесенные за пределы мегаполисов поселки и городки-крошки с вращающимися за солнцем модулями особняков были тысячами разбросаны по карте. Их обитателям требовалось добраться на работу. Только один из сотни делал это успешно. Как машины в воздухе, буксовали экономика, финансы, медицина и срочные политические решения.

Совет собрался именно для того, чтобы дать Государю ценный совет. Хотя устранять последствия теракта предстояло лично Максиму Максимовичу.

– Я пройду через телепорт снова. Все увидят, что это безопасно, и проблема мало-помалу рассосется.

– Искомую программу уже вытащили, – доложил Кройстдорф. – Она сумела наплодить с десяток своих клонов. Их мы тоже изъяли.

Если бы на сем все закончилось! Но набежали текущие проблемы. Причем Государь, у которого явно перепутались в голове провода, не мог соразмерить их важность. Все они казались ему первостепенными. По любому поводу он кипятился и готов был сорваться. Присутствующие переглядывались.

Первым в списке стоял вопрос о переименовании кораблей. Прежде каждому из них давалось имя, начинавшееся с буквы, на которую называлось море приписки. Например, на Балтике несли вахту миноносец «Бодрый», ракетный крейсер «Боевой», авианосец «Бурный». На Северном – «Сердитый», «Суровый», «Старт».

– Мы еле справляемся, придумывая новые названия, – жаловался Макс. – Что дальше? Транспорт снабжения «Скупердяй»? Подводная лодка «Севрюга»? Я уже не говорю о Черном море. Только в прошлом году догадались переименовать сторожевой корабль «Чапаев» в «Чалый». А что будет на Норденшельда? «Носатый»? «Небритый»? – Император обвел присутствующих взглядом. – Предлагаю вернуться к старой традиции называть корабли в честь святых. У нас их всяко больше, чем прилагательных.

Только советники хотели возопреть, развернуть дискуссию, как Максим Максимович бросил:

– Решение принято, – и потерял интерес к первому вопросу.

В таком поведении было что-то демонстративное, и достойные мужи надулись. Ничего удивительного, что на втором вопросе они показали себя во всей красе.

Предоставление компаниям права разработки полезных ископаемых на Япете. Ой, не надо бы сегодня! Однако как с цепи сорвались. Часть членов Совета озвучили нытье экологов. Некоторые помянули возможность переселения на спутник «большеногих». Но внимание Карла Вильгельмовича привлекли не они. Среди названных отечественных корпораций, которые могли бы приступить к бурению: «Братья Пороховщиковы», «Мисука и сын», «Онега-Нерюнгри» – все чаще и чаще мелькала «Шельф-индастри». Все больше и больше членов Совета называли эту компанию, рассуждали о технологических преимуществах, экологической чистоплотности, высоких преференциях, которые именно «Шельф-индастри» готова предоставить государству. Из половины, из 40 % – это очень выгодно!

«Неужели они сумели посулить что-то половине членов Совета? – Кройстдорф разозлился. – Ладно Юлия, легкомысленная, алчная баба! Но эти-то, государственные люди!»

Дело близилось к голосованию. Гипотетически мнения делились поровну. Карл Вильгельмович встал и подошел к креслу Леденца, который минуту назад живописал выгодность выбора «Шельф-индастри». Кройстдорф щелкнул персональником и продемонстрировал Гаррику Шаловичу папку с анонимками.

– Вы будете голосовать против, – веско сказал шеф безопасности. – Сделайте мне приятное.

* * *

Не найдя себе места и не пробившись в ректорат, Елена пошла в особняк Дросселей, куда немедленно по звонку Лейды Яковлевны явился и Протопотап.

Добрые старики не знали, куда Кореневу посадить, чем угостить. Оба давно были осведомлены о ее роли в их истории с домом. Но Елену и раньше здесь привечали.

– Душа ты наша, мы чуть дар речи не потеряли, когда тебя забрали эти… душегубы, кромешники, опричники.

Елена взяла профессора за руку.

– Там никого не душат, не швыряют в застенок, не выбивают показания и… очень хорошо кормят.

Дроссель делано вытаращил глаза.

– Ты еще не в себе. Хорошо, что сразу к нам пришла. Среди своих легче пережить. Я читал: нужно время. Как этот синдром называется, когда похищенные заложники начинают сочувствовать похитителям? Видят в них людей?

– Стокгольмский, – вздохнула Коренева. – Они люди. Во всяком случае, один.