Перелетные птицы - Алла Кроун

Впереди всхрапнула лошадь. Надя подняла голову, и сердце ее остановилось. Потом прыгнуло и заколотилось, как сумасшедшее. У ограды на их обычном месте стоял экипаж из черного дерева, а рядом дожидался кучер Алексея. Когда она подошла, он с поклоном протянул ей записку.

Дрожащими руками она развернула послание. На листе бумаги с родовым гербом размашистым почерком Алексея была написана одна короткая строчка. Слова поплыли у нее перед глазами. «Жду тебя завтра вечером, любовь моя».

Едва она успела переступить порог кабинета, как оказалась в объятиях Алексея.

Он чуть не раздавил Надю. Ее тело задрожало, когда он прижался к ней, руки его заскользили вверх-вниз по ее спине, и она чуть не задохнулась, когда почувствовала, как их сердца бьются рядом. Казалось, ему нужно было убедиться, что она настоящая и что оказалась в его руках по своей воле.

А потом пришли слова. Целый поток слов. Бушующая река. В них не было никакого смысла, и в то же время они заключали в себе суть всего живого. То был их собственный язык, музыка любви, нелепая и глубинная, бессмысленная и мудрая. И очень нежная.

Как же она любила его! Она была с ним в этой комнате, которую знала так хорошо и оказаться в которой мечтала долгие месяцы. Надя заметила огонь в камине, его отблески на хрустальных бокалах, ведерко с бутылкой шампанского на льду и белой салфеткой по краю. Но сейчас для этого нет времени. Алексей отнес ее в спальню… или она сама сюда пришла, прижимаясь к его плечу? Не важно! Надя обняла его. Теперь ничто не могло заставить его оторваться от нее. Огонь страсти был таким горячим, так рвался наружу, что даже самые нежные его прикосновения казались невыносимыми. Он наверняка понимал это, потому что его сильные, властные руки каким-то образом удерживали внутри нее тонкое и непередаваемо сладкое равновесие. Они жаждали друг друга, н это желание поглотило ее, растворило в себе. Это было безумие, бред, неистовство. Забывшись, она бросилась на него. Желание соединиться было таким необоримо сильным, что ввергло ее в пучину беспамятства.

Мыслей не осталось. Их уничтожила сила слияния. Выдержать это напряжение было невозможно, и ее взлет был яростным и быстрым. Разум ее как будто скрутился в спираль, обрушился вниз, потом вознесся ввысь и снова ухнул вниз. Она не могла отпустить Алексея. Ей было необходимо касаться его кожи, водить по ней губами, наслаждаться им снова и снова. Он жив, он рядом с ней, и он ее…

Пока она, усталая, лежала в его объятиях, тишина медленно обрела голос. Из камина донеслось потрескивание горящих дров, зашуршали накрахмаленные простыни, дыхание Алексея зашелестело в ее волосах.

Безумие закончилось, но сон еще не пришел. Его рука теперь исследовала контур ее лица — неторопливое, легкое, точно прикосновение перышка, движение. Всего несколько минут назад эта самая рука была такой сильной и требовательной. Ей было приятно нежное путешествие пальцев по ее телу, и в ответ на него по ее коже бежали мурашки. Медленная ласка, шелковое прикосновение. Что оно принесет? Успокоение или новый подъем? Хорошо…

Она подняла голову и посмотрела в его серо-голубые затуманенные глаза. Исследование ее тела, начатое руками, продолжили губы. Их теплота и влажность были еще приятнее. Она чувствовала его нежные поцелуи на впадинке под ребрами. Губы его пересекли ее судорожно вздрагивающий от ожидания живот. Целенаправленное непреклонное движение, пробуждающее ее от полусна-полузабытья, прерывающееся дыхание, чуткое, завораживающее, невыразимо сладкое…

Мысли замельтешили в ее голове стайкой испуганных птиц. Не мог же он… О боже, мог! Он любил ее. Его любовь была абсолютной, безоглядной. Никакие другие доказательства были не нужны, и нет в мире большего счастья. Комната погрузилась во тьму, мир словно замер.

Она парила, как невесомая пушинка, купаясь в чувствах, не в силах выразить свой восторг словами. Не существовало таких слов, которыми можно было бы рассказать ему, что она в тот миг ощущала. Есть такие материи, которые портятся от звука слов — неуместных, приземленных, — такие, которые лучше оставить невысказанными. И сейчас ее священный внутренний мир пребывал именно в таком состоянии.

Алексей, должно быть, чувствовал то же. То, как он любил ее, было его способом сказать, что она теперь его жена. Иначе быть не могло.

В задумчивой неге она наблюдала, как он подпоясался кушаком и наклонился к ней с улыбкой.

— Наденька, любимая, я к сегодняшнему вечеру приготовился: шампанское, камин… — Он помолчал немного, а потом подошел к огню и забросил в него еще одно березовое полено. Затем вернулся к кровати и осторожно откинул одеяло. — Вставай, голубка, давай посидим у огня. Теперь шампанское покажется нам еще слаще. Отпразднуем нашу встречу.

Надя медленно оделась и подошла к камину. Сев рядом с Алексеем на диванчик, потягивая из хрустального кубка шипучий напиток, она стала смотреть на языки пламени, облизывающие поленья, и сравнила их со своими мыслями. Как скоро (от этого вопроса сердце радостно заколотилось), как скоро она будет сидеть вот так же с обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки? Часы на каминной полке ударили одиннадцать раз. Надя любила эти часы: маленький бронзовый всадник сверху, римские цифры на белом циферблате, мелодичный бой. Девушка обвела взглядом комнату и вздохнула. Она любила все, что находилось здесь. Комната была оформлена с таким безупречным вкусом, что ей ничего не хотелось бы поменять. Неожиданно всплыла тревожная мысль: если мать Алексея захочет обустроить для молодоженов новую, большую спальню, ей, Наде, придется настаивать, чтобы им оставили эту комнату. Она повернулась к Алексею и положила голову ему на грудь.

— Любимый, я надеюсь, твоя мама не захочет дать нам другую спальню. С этой комнатой у нас связано столько воспоминаний!

Надя почувствовала, что он напрягся, но ответа не последовало. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Алеша, я что-то не то сказала?

На его лице появилась боль, и сердце Нади сжалось. Она не понимала, чем могла ранить его. Всматриваясь в его черты, она заметила нечто новое: выражение крайнего удивления. Чему он удивился? Потом медленно появилось и стало расти подозрение. Отказываясь верить в свою ужасную догадку, она покачала головой. Ее горло сжалось, и от этого стало трудно дышать. Тепло камина должно было согревать ее, но ледяной холод пронзил кончики пальцев. Она вжалась в противоположный угол дивана, продолжая смотреть на любимого и качать головой, тяжело дыша и стиснув губы.

Алексей подался к ней и взял обе ее руки. Надя попыталась их освободить, но он не отпускал.

— Наденька, любовь моя, как же это ужасно! О господи, как же я позволил этому случиться? Я думал, ты понимаешь, что это невозможно! Мне казалось, ты… Ты так хорошо знаешь жизнь, и я полагал, ты понимаешь, что наши отношения прекрасны, но… не в браке.

Надя жалобно прошептала:

— Так ты не хочешь на мне жениться?

Алексей порывисто обнял ее.