Грешники Святого города - Лилит Сэйнткроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если бы» — до чего я ненавидела эти два коротких, сухих, лицемерных слова!
Я винила себя даже за первую смерть Джафримеля, несмотря на неоспоримый факт его возвращения. Можно ли вообще считать его состояние смертью, или это своего рода сон? Он сам называл это «покоем», то есть разновидностью отдыха. Глубокий покой тела, превращенного в пепел с запахом корицы. А ко мне взывала его воля к жизни, заключенная в хрустальной матрице.
Джафримель тихо и глубоко вздохнул.
— Успокойся, — прошептал он, прижавшись губами к моим волосам. — Успокойся, моя любознательная.
Он сказал и что-то еще, но я не расслышала. Не голос, а стук его сердца говорил мне, что я в безопасности, что он со мной, что мне надо успокоиться.
Мысленно я услышала что-то вроде щелчка, и все как по волшебству встало на свои места. Значит, пора начинать охоту. Я глубоко вздохнула, вобрав пряный запах до самого дна легких. Рядом со мной демон, который лгал мне, сбивал с толку, причинял боль, втянул в авантюру с работой на Князя тьмы, — но он по-прежнему утешал меня. И что еще важнее, защищал.
Он даже померился силами с Люцифером и вышел победителем.
Я умиротворенно прислушивалась к размеренному, мощному биению его сердца.
— Со мной все в порядке, — наконец произнесла я.
— Сильно в этом сомневаюсь.
Он поцеловал мою макушку — такое нежное, интимное прикосновение. Слава богам, мне удалось хотя бы не покраснеть.
— Будешь продолжать в том же духе, с ума меня сведешь, — сказал Джафримель.
«Сведу с ума? Какого черта это значит?»
Я нетерпеливо вывернулась, и он несколько ослабил объятия, хотя продолжал удерживать меня. Было ясно, что при попытке вырваться я снова окажусь в стальной хватке.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне не нравится, когда ты так страдаешь. Что ты собираешься делать в первую очередь?
Я обдумала этот вопрос, пытаясь устроиться поудобнее, но ничего не выходило — мешало мое снаряжение. Я снова вдохнула запахи Джафримеля: дух мужского начала, аромат пряностей, демонический мускус. Мое сердце понемногу успокаивалось.
— Джафримель, выпусти меня, а то одна пушка вдавилась мне в бедро, а другая в селезенку. Ладно?
— А может, мне нравится держать тебя в объятиях. В последнее время мы так далеки друг от друга.
«И вряд ли будем близки в обозримом будущем».
— Возможно, мы были бы ближе, если б не твоя привычка обманывать меня и держать в неведении.
А ведь нам некогда ссориться. Не время для ссор.
— Я тебе не враг, — сказал он и пригладил мне волосы, пропуская шелковистые пряди между пальцев.
Мой немедленный отклик испугал меня саму.
— Вот как? Докажи.
Я понимала, что говорю как капризная девчонка или как идиотка.
Он рассмеялся, словно его это искренне позабавило, что раздосадовало меня еще сильнее. Раздражение действовало как тонизирующее средство, оттесняя в сторону мрачное оцепенение и горькую печаль.
Я укусила Джафримеля за плечо, глубоко вонзив зубы, и он резко вздохнул, но хватку не ослабил. Его тело напряглось хорошо знакомым мне манером.
«Ну вот. Чувствую себя совсем глупо».
Мой рот наполнял вкус мускуса, вкус ночи, вкус демона — интимный, как поцелуй. Материя его плаща скользила и пульсировала энергией у моих губ. Я так давно не была с ним по-настоящему близка, что чувствовала благословенное облегчение от возможности доверить ему свое тело. Я снова попробовала высвободиться, но ничего не добилась.
«Черт возьми! Он обращается со мной как с ребенком».
— Джафримель…
Он не дал мне договорить: голос его звучал тихо, но твердо.
— Не сейчас, Данте. Я не уверен в том, что ты полностью владеешь собой.
Ну, это уж слишком! То одно, то другое, от Сараево до Сент-Сити, столько смертей и разрушений, вечно натянутые нервы. Долго ли еще я смогу все это выдерживать?
«Я тебе покажу, как я владею собой, сукин ты сын!»
Я рванулась, набрала воздуху, задержала дыхание и плотно зажмурилась.
Пятнадцать секунд. Тридцать.
Чернота под веками взорвалась водоворотами и вспышками цветов куда более ярких, чем реальные краски жизни. Среди них усиливалось голубое свечение смерти — потаенное место, где обитал бог, раскрывалось во мне подобно цветку. Впервые в жизни я не хотела погружаться в это свечение и удержала себя резким усилием воли. Я задыхалась, пульс грохотал в ушах и в горле, а нараставшая волна желания была затоплена внезапной острой потребностью в кислороде.
«Даже демонам нужно дышать». И тут же другая мысль: «Я веду себя как малое дитя. Но ведь он обращается со мной как с ребенком. Так что это естественная реакция».
Я сознавала, что веду себя не просто по-детски, а по-идиотски, но ничто не могло меня остановить.
Джафримель разжал хватку и встряхнул меня — сильно, но стараясь не причинить боли. Мои волосы разметались по подушке. Воздух из легких вырвался наружу, я непроизвольно вздохнула. Открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня.
Как всегда, я залюбовалась очертаниями его скул. Безупречно вылепленные губы были поджаты, брови насуплены, между ними залегла тонкая складка. На миг он показался мне похожим на Люцифера. Сходство было столь неожиданным, что мое сердце подпрыгнуло и произвело мощный выброс демонского адреналина. К счастью, этот выброс не убил меня, но основательно прочистил мозги. Я наконец обрела способность к ясному мышлению — пожалуй, впервые с того момента, как вошла в ворота дома Гейб.
— Никогда, — тихо произнес Джафримель, совсем как Князь тьмы, — никогда больше этого не делай.
«Сработало, Дэнни! Вот что на него действует».
Я испытывала детское удовлетворение оттого, что неожиданно обрела контроль над ситуацией.
— Или что?
Я уже освободилась полностью и, если бы не предательская дрожь в голосе, могла говорить вполне уверенно.
— Или придется заставить тебя больше так не делать. — Кровать заскрипела, когда он плавно поднялся на ноги, словно перетек из одного положения в другое. — Думай обо мне что хочешь. Тем более что от моих поступков твое мнение вряд ли зависит.
«Боги верхнего и нижнего мира, неужели он и вправду обиделся?» — изумилась я.
Он двинулся прочь, я же чувствовала такое потрясение, что не могла вымолвить ни слова. Люцифер говорил, что Джафримель — его старшее дитя. Как мне жить с существом таким древним, таким могущественным — и таким чужим? Он не был человеком, как бы ни притворялся ради меня.