Проклятая - Кристина Цагария

Сама того не замечая, я начинаю бежать, опустив глаза и зажав уши руками, чтобы ничего не слышать. Мое тело требует движения, а моя голова – тишины.

Город не любит, чтобы ему бросали вызов.

Музыка эхом отдается у меня в сердце, и я никак не могу от нее избавиться.

Трам-там-там.

В ночь с 12 на 13 ноября 2002 года карабинеры постучали в шесть дверей. Они пришли за Доменико Кучиноттой, Доменико Кутрупи, братьями Доменико и Микеле Яннелло, Серафино Тринчи и Винченцо Ла Торре. Их арестовали и увезли в следственную тюрьму.

Я у себя дома, в моей комнате. Никуда не выхожу. И все-таки когда их жены, матери и невесты открывают двери своих домов – они меня видят.

Трам… Т-т-там… та…

Музыка наконец-то утихает.

И наступает тишина.

Городок

– Но какие же они наглые, эти Скарфо…

– А чего они еще такого сделали?

На церковном дворе разговаривают две женщины. Разговаривают, перед тем как пойти на службу.

– Я слышала, что муниципалитет Тауриановы предложил ей и ее родным квартиру. И даже работу для отца. Но они отказались.

– Квартиру и работу? Да неужели?

– Точно! Это наверняка, ведь мой двоюродный брат работает в муниципалитете Тауриановы.

– Но почему?

– Знаешь, после тех статей в газетах и после той истории со столкингом… сталкингом…[35] как он там называется…

– Так они отказались?

– А другая моя двоюродная сестра, которая им как-никак родственница и потому с ними общается, говорила мне, что они не хотят уезжать из Сан-Мартино. Они боятся, что иначе подумают, будто и они заодно с преступниками.

– Ну тогда на что они жалуются? Это же они сами захотели здесь остаться.

– Думаю, дело в том, что они стали у нас знаменитостями. Они развлекаются тем, что сначала устраивают провокации, а потом сразу же звонят карабинерам. И карабинеры, бедненькие, вынуждены бежать к ним сломя голову.

– Да уж, история…

– Ну ни стыда у них, ни совести.

– Но разве в газетах писали, что они отказались от квартиры и работы?

– Ну… и в газетах пишут далеко не все. Там пишут только то, что им выгодно.

– Давай пойдем, а то служба уже начинается.

– Ах, ну да, мне еще нужно прочитать одну «Аве Мария» за эту несчастную девочку: вдруг она образумится?…

– Да уж, история…

– Ну ни стыда у них, ни совести.

Я себе купила новый костюм. Серые брюки с серым пиджаком. Немного блестящие. Я его купила специально для суда.

Я заявила на братьев Яннелло, Кутрупи и Кучинотту. Но ведь в том деле участвовали не только они.

Всего я не рассказала никому – ни адвокатессе, ни даже вам. Нет-нет, боже мой, ни за что.

Но мне все-таки нужно было с чего-то начинать, и я начала с них, потому что они были первыми.

Я не могу рассказать все и сразу, потому что тогда бы мне никто не поверил. Даже и вы бы мне не поверили. Так что приходится рассказывать постепенно, идти шаг за шагом.

Душу Калабрии понять нелегко: такая она глубокая. Ее можно постичь, но ей нельзя бросать вызов, потому что иначе от этого не будет никакого толка. Я написала заявление не на всех, кто меня насиловал, потому что некоторые из них – люди опасные: они вооружены и входят в мафию. Ну вот, я и сказала. Больше я ничего говорить не буду, потому что здесь мы в Калабрии. Нет, я ничего не боюсь, но я же не дурочка и не собираюсь идти напролом. В Калабрии свои законы, и их все знают.

Эти законы можно изменить, но их нельзя поломать. Я же не сумасшедшая и никогда ею не была. И не подумайте, будто это мое рассуждение продиктовано страхом или, того хуже, уступчивостью. Нет. Потому что потом, позже, я заявила на них на всех. Когда я поняла, что следователи мне поверили, я заявила на всех. А когда оценила всю силу своей правды, начала новый судебный процесс.

Но я отвлеклась. Это я от волнения. Я волнуюсь, потому что вспоминаю тот первый день, когда я вошла в здание суда в Палми. Скоро я вам расскажу и о втором процессе. Но пока мы говорим только о первом. Так вот, я говорила, что купила себе новый и очень элегантный брючный костюм.

И все-таки в последний момент я решила его не надевать. Я не хочу чувствовать себя какой-то другой, не хочу чувствовать себя неловко. Это будет самый трудный день в моей жизни. Я снова их всех увижу – Доменико Кучинотту, Микеле, его брата, Кутрупи. Я буду по одну сторону, а они – по другую.

После того как их арестовали, я их уже больше не видела.

Они согласились на сокращенную процедуру. Адвокатесса мне объяснила, что это хорошая вещь и что срок, который они получат, если будут осуждены, будет немного меньше, но зато они признают свою вину. Это хорошая вещь.

И все-таки я ничему и никому не доверяю. А если вдруг судья им поверит? Я готова бороться. Ну а если мне придется сражаться, то тогда не стоит надевать новую одежду, не мою одежду – одежду, которая ничего обо мне не говорит. Ни судья, ни они, ни все остальные не должны видеть разодетую и фальшивую Анну Марию, облаченную в роскошный и блестящий костюм. Нет, все должны видеть меня такой, какая я есть, какой я бываю в обычной жизни. Моя правда должна начинаться с меня самой.

Вот потому-то, несмотря на возражения матери, я и оставила новый костюм на постели. И надела синие джинсы, синюю джинсовую рубашку, белые кроссовки и черную курточку.

А вот это настоящая Анна Мария – Анна в джинсах и кроссовках.

* * *

За мной приезжает полицейская машина, и до зала заседаний меня провожают мама и папа. Я сажусь в машину. Смотрю на наш дом. Смотрю на гладкое лицо моей матери, на обожженное солнцем и изборожденное морщинами лицо моего отца… Беру их за руки, и мы уезжаем.