Игры виновных: сезон первый - Р. С. Кириченко

самый высокий прыжок головой вниз в бурлящую реку — естественно, используя канатные тросы. Тот ещё адреналин.

Девушка приложила ухо к двери, и её глаза начали округляться, постепенно становясь размером с нашу планету. Румина не могла поверить в то, что сейчас слышит, при этом понимая, что вера в этой ситуации не имеет значения. Встряхнув голову, пошлёпав себя по щекам, как бы приводя себя в порядок, она приложила ухо ещё раз. Может быть, ей послышалось, и… она была не права. Её отец действительно съехал с катушек, и похоже, что и мать… раз она в таком спокойном тоне выясняет отношения…

Голоса родителей отдалялись, но не становились тише. Она поняла, что они уходят, когда громко стукнула дверь в самую дальнюю комнату — в ванную. Воспользовавшись этим моментом, они тихонько сдвинула с места комод (повезло, что он на колёсиках, подумала она) и приоткрыла дверь.

Бинго!

Никто не обратил на неё внимания, и она проворно добежала до прихожей. Ей снова повезло, ключ от первой входной двери был вставлен в замочную скважину, и этот момент заставил её улыбнуться — впервые за весь этот чёртов вечер. Ключ не заело, и Румина с лёгкостью открыла дверь, её руки потянулись ко второй, металлической. К двери, которая впервые за всё время проживания в этой квартире стала её спасением. Но тут раздался грубый мужской крик:

— Ах ты дрянь!

Женский короткий писк, похожий на «ах». Затем последовал громкий удар, что-то посыпалось с треском.

6

Услышав щелчок, Паша резко вскочил на ноги, оставив биту в одной руке, а другой схватился за дверную ручку. Саша бросил в карман телефон, зашел с правой стороны от друга, встал ближе к первым ступенькам, чтобы им было удобно вместе заскочить внутрь. Но его остановил растерянный взгляд Паши. В чём проблема, спрашивать не пришлось, так как он понял, что дверь не откроется. Щёлкнул замок во второй двери.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Паша тарабанил кулаком по двери.

— Румина! — кричал Саша. — Мы заберём тебя, слышишь? Румина!

Паша не переставал тарабанить по железной преграде.

7.

Комок в её нежном горле постепенно превращался в валун. Треск заставил её застыть на месте. Даже при всем понимании, что отец сейчас выйдет и причинит ей боль, Румина не могла сделать и шагу. Ей оставалось только дождаться его. Голоса Паши и Саши раздавались из-за двери вместе с грохотом от ударов. Даже в такой стрессовой ситуации она начала гадать, кто из них не жалеет своих рук, и когда остановилась на выбранном имени — улыбнулась краем губ.

— Грёбаные малолетки! Я вам ваши руки переломаю! — Её отец, тяжело дыша, обращался к двери. — Что встала, паршивка?! Что ты вылупилась на меня?

— Папа, пожалуйста, не надо… — выдавила Румина сквозь слёзы.

— Папа, пожалуйста, не надо, — передразнил отец. — Ты и твои, такие же как ты, друзья-уроды виноваты в этом! Вы в ответе за это!

Шлепок.

Румина ударилась спиной и осела на пол. Из краешка рта просочилась капелька крови. Затем её согнуло пополам от удара ногой в живот. Слёзы приобретали форму тоненького ручейка, но она не могла и всхлипнуть, потому что у неё перехватило дыхание от удара.

Румина жадно хватала воздух и голосом, ставшим хриплым и шипящим, просила отца остановиться. В ответ ей пришлось прикрывать то тело, то голову руками, спасаясь от отцовских ударов.

— Ты такая же тупая, как и твоя мать! С таким же ублюдским характером! Вы обе сдохнете, а затем я открою дверь твоим друзьям и проломлю им головы!

— Зачем? За что… папа… — Вопрос сопровождала струйка крови, тянущаяся от верхней губы к подбородку.

Глаза постепенно закрывались, боли Румина уже практически не чувствовала. Каждый удар не казался новым, за это короткое время отцовского безумия она словно привыкла к этой боли, смирившись с ней. Руки опустились перед лицом, на раскрытых ладонях пальцы приобрели форму бутончиков роз. Её ровные, тоненькие, красивые мизинцы и безымянные опустились вниз, как опавшие лепестки. В глазах всё медленно расплывалось, она видела лишь помутневшие очертания человека, переставшего её бить и снующего из стороны в стороны. Румина опускала веки, точнее они сами опускались, медленно, как движется часовая стрелка… и перед тем, как подумать о смерти, она подумала о нём…

8

Саша дёрнул за руку своего друга, чтобы тот прекратил тарабанить. Взгляд Паши не сулил ничего хорошего, но Саша приложил указательный палец к губам, предложив создать тишину. Пусть и против своей воли, но Паша послушался. Им не нужно было прислонять голову к двери, чтобы понять, что происходит. Они слышали крики отца, глухие удары, грохот. Всё это перемешивалось с всхлипами Румины.

— Мы стоим здесь, — начал Паша, — стоим и ничего не можем сделать. Он же убьёт её, Саша, убьёт…

— Не убьёт, — твердо ответил Саша, — соберись, дружище. Мы же с тобой как Бэтмен и Робин, помнишь? Мы как герои, в фильмах про которых всегда положительный исход.

— Ты меня удивляешь, Саша… — Паша смотрит ему в глаза. — Удивляешь тем, что мы находимся в крайне паршивой ситуации, а ты вспоминаешь Бэтмена и Роб…

Саша прикрыл его рот рукой. Звуки из-за двери прекратились, слышалось только какое-то шорканье.

— Приготовься, — сказал Саша, и Паша прижал основную часть биты к плечу.

9

Примерно через минуту после того, как шорканье прекратилось, ребята услышали, как щеколда медленно сдвигается с мёртвой точки. В воцарившейся на это мгновение тишине они услышали нервное, тяжёлое дыхание — как у баскетболиста, отыгравшего на площадке все четыре четверти, — и какое-то бормотание. Ситуация набирала все больше и больше оборотов. С обеих сторон в воздухе витала ненависть, злоба и желание переломать кости друг другу.

В особенности это исходило от Паши. Саша же в первую очередь думал о том, как он схватит Румину в охапку и вынесет из создавшегося там филиала ада.

Они стояли настолько близко к двери, что не сразу поняли, что она резко открылась.

— Здрасте-здра… а-а-ах ты… сучара! — схватившись за нос, мужчина попятился назад.

В момент, когда дверь открылась и появилось лицо отца Румины, Паша на секунду растерялся и наобум махнул в его сторону битой.

И это было отличным ходом.

Ударная сторона биты пришлась мужчине прямо в переносицу, сломав её ко всем чертям — и это сто процентов, учитывая хруст и обилие крови, выливавшейся, как водопад, и пачкающей ламинат, постеленный в прихожей.

Но одного удара было мало. Как оказалось, отец у Румины крепкий,