Творцы грядущего - Алекс Бонд

А потому мое предположение, что такое судно можно поставить на колеса или на катки, было неправильно. Если пытаться поставить его, как вагон, на четыре колеса, то корпус сломался бы посредине под действием собственной тяжести; все его устройство не приспособлено к таким неравномерным напряжениям. В воде оно поддерживается всей своей поверхностью. Да, сдвинуть такую огромную, твердую к тому же махину, задача нелегкая!

Забрались мы на верфь задолго до спуска, и у нас было время разобраться в подготовительных работах, пока не собрался народ. Военное судно лежало на открытом воздухе у самого берега на очень сложной подставке. Прежде всего, в землю были вбиты ряды свай, это была твердая основа. Верхние балки лежали крестообразно тремя параллельными рядами, один под килем и по одному с каждой стороны корпуса. Во время постройки середина корпуса поддерживалась килевыми балками и сотнями подпорок. При нашем осмотре подпорки были сняты, и вся тяжесть почти исключительно падала на два параллельных ряда балок, называемых «спускными брусьями». Эти спускные брусья частично были опущены в воду. Они были жирно смазаны салом, и по ним должны были двигаться полозья. Эти последние были из твердого дерева и скреплялись болтами со спускными брусьями.

Для того, чтобы они не сдвинулись вбок, снаружи к спускным брусьям были прибиты выступающие доски. На полозьях лежали салазки, и на них уже покоился корабль; салазки – широкие стальные ленты на стальных брусьях. Все пространство между салазками и корпусом корабля заполнено дубовыми балками, и вся эта скользящая опора судна была прикреплена к нему стальными канатами и огромными стальными стяжками. Между полозьями и плотным помостом из балок, составлявшим основание салазок, были вбиты дубовые клинья.

За полчаса до спуска пришли несколько сот рабочих, тяжелыми молотами выбили эти клинья с обеих сторон, и теперь все грузное туловище лежало уже не на килевых балках, а исключительно на металлических скрепах.

– Но что же, скажите пожалуйста, мешает судну сползти? – спрашиваем мы.

– Глицерин, – был короткий ответ одного из рабочих.

– Факт, – продолжал он, заметив наши недоверчивые улыбки. – В первый раз пробуют этот способ. Раньше мы привинчивали концы полозьев к спускным брусьям и, когда давали сигнал, мы распиливали их впереди болтов; части с треском расходились, и судно сползало вниз. Если оно не шло, мы сталкивали его при помощи пары гидравлических домкратов. На этот раз оно у нас заперто крепким стальным рычагом; рычаг прикреплен к спускным брусьям и держит своей верхушкой полозья, не позволяя им сдвинуться. Тормозом служит гидравлический поршень; для движения поршня в цилиндре употребляют глицерин. Вы видите, что именно глицерин мешает судну сползти. По сигналу открывают клапан, тормоз поворачивается, полозья освобождаются, и судно мчится вниз.

Все эти сведения я записываю, затем спешу к телефону, даю отчет в «Вечернее Обозрение» и возвращаюсь назад к Биллу.

Публика уже начинает собираться. Приходит Ватсон, справляется, понимаем ли мы здесь что-нибудь. Билл пытается ему объяснить процесс спуска корабля, но он не желает слушать.

– У меня никогда не было интереса к чистой технике, – извиняется он, – пусть это останется при вас.

Главный инженер подходит к полозьям, сам осматривает все до мелочи.

– Да, да, – говорит нам рабочий, – это механика хитрая, перевозка целых домов и то легче.

Корабль должен быть спущен в море, как и все, кормой вперед; в виде исключения на нем уже были установлены винты. Нам рассказали, что в Нью-Йорке не нашлось достаточной величины дока для размещения судна такого размера. Поэтому, прежде чем спускать судно на воду, его снабдили винтами. И теперь инженеру приходится особенно внимательно осмотреть футляры винтов, потому что слишком сильный напор судна при спуске сможет их сломать.

Трибуны между тем заполнялись официальными лицами. Общая суета. Вокруг судна шумит море голов, тысячи зрителей его окружают. Ровно в двенадцать часов спуск.

Бесконечное ожидание, наконец, раздался фабричный гудок. В ту же минуту поворачивают гидравлический клапан, и слышен резкий женский голос: «Я благославляю тебя…». Но имя заглушил хлопок бутылки шампанского, во славу спускающегося в море чудовища. Корабль скользит с все возрастающей скоростью. Напряженный, захватывающий момент! Все ли гладко сойдет? Корма ныряет в воду. И вот корабль уже плывет, и к нему прицепляется пара буксиров. Ликующие крики совершенно заглушают музыку. Все торопятся к помосту и подбирают куски затвердевшего, оранжевого цвета сала.

Спешим к телефону. Дорогой слышим шипение выпускаемого воздуха.

– Знакомый звук! – говорит Билл. Оборачиваемся к боковой улице, и перед нами огромное количество буровых машин и кессонов.

– Верно, строится что-нибудь особенно грандиозное, – высказываю я свое предположение.

– Останусь-ка я здесь. Ведь я тебе не нужен? – спрашивает меня Билл.

– Нет. Прекрасно. Я тебя разыщу, когда закончу.

До «Обозрения» уже дошел мой отчет о приготовлениях к спуску. Оставалось лишь добавить несколько слов о его благополучном исходе.

Возвращаюсь назад и застаю Билла, сильно возбужденного результатами его расспросов.

– Ты что думаешь, – встречает он меня, – здесь вовсе не небоскреб собираются строить, а выкапывают яму в земле.

– Яму? Рассказывай без загадок!

– Да, яму, в которую может свалиться вся морская верфь. Ты посмотри на здание! Это была мастерская, вся ее передняя сторона опустилась.

– А зачем нужна такая яма?

– Для сухого дока. Туда будут впускаться суда, затем на конце закроют дверь, выкачают воду, и на свободе судно могут скрести, красить и делать всевозможные ремонтные работы.

– Что такое сухой док, я знаю, но не понимаю, отчего для его постройки требуются такие крупные работы.

– О, было невероятно много работы. Я только что разговаривал с одним инженером. В этой яме копались целые годы. Она называется Годоу-док. Два предпринимателя не справились с работой и отказались, и теперь третий работает по совершенно новому плану. Пойдем к инженеру Эдвардсу, он тебя познакомит с работой.

Я был представлен инженеру Эдвардсу.

– Хуже здешней почвы, – объясняет он нам, – трудно себе представить. В ней перемешаны пласты ила и сыпучего песка, твердые породы лежат настолько глубоко, что возможность применения кессонов была исключена. Песок очень скверная штука. Первый предприниматель рассчитывал справиться с ним, соорудив вал вокруг дока. В твердые породы были вколочены стальные сваи, они вдвигались шпунтами одна в другую так плотно, что образовали непроницаемую стену.

Соорудив подобный вал, настолько крепкий, чтобы он в состоянии был выдержать давление песка, предприниматель надеялся освободиться от непрерывного притока песочной массы извне, а затем вычерпать ее изнутри. Неудача была вызвана тем, что при вколачивании стальных свай они сгибались о каменные породы. Когда был вычерпан грунт внутри стен, песок просочился между сваями и сквозь тонкий слой глины внизу ямы. Хотели низ сухого дока устроить из деревянных свай, забив их возможно плотнее друг к другу, но песок внизу был слишком мелок и подвижен, чтобы удержать их. Некоторое время они простояли, а затем разошлись, поднялись кверху и, наконец, просто поплыли в мелкой песчаной массе.