Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - Франк Таллис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А девушки пытались вас потом найти?
– Я всегда был очень осторожен. Я хорошо заметал следы.
Биохимия любви сложна, но мы знаем наверняка, что возбуждение, испытываемое потенциальными любовниками при встрече, связано с выбросом фенилэтиламина, сексуальное желание поддерживается тестостероном, а за чувства близости и блаженства отвечает окситоцин. Во время возбуждения дофамин – который иногда называют молекулой наслаждения – распространяется по мозгу от вершины мозгового ствола, воздействуя на нервные клетки в различных его областях, особенно в «центрах удовольствия». Я полагаю, что Али был зависим от всех этих внутренних «наркотиков», но экстатическим восторгом его наполняла именно их биохимическая комбинация, лежащая в основе чувства, что в тебя влюблены.
Зависимость можно объяснить с помощью редукционистского анализа. Такие идеи, как химическая зависимость и возрастающая потребность (порождаемая устойчивостью), кажутся очень удачными, однако каждый зависимый человек – уникальная личность, поэтому также нужно учитывать множество психологических факторов: жизненный опыт, образ мышления, импульсивность и подверженность перепадам настроения, которые сплетаются и влияют друг на друга довольно сложным образом. Понимание обоих уровней – биохимического и психологического – обогащает понимание природы зависимого поведения и способов его коррекции. После последнего и главнейшего откровения Али у меня внутри бушевало море вопросов.
Была ли его зависимость от дурманящего чувства, что тебя любят, некой формой самолечения, которая облегчала глубоко скрытую боль? Испытывал ли он вдобавок ко всему удовольствие от того, что манипулирует и обманывает как жену, так и девушек, которые влюблялись в него? Как он мог искренне любить жену и вместе с тем постоянно предавать её? Был ли он нарциссом или скрытым садистом? Как развивалась зависимость на протяжении всей его жизни?
По окончании третьего сеанса Али поднялся и направился прямиком к двери. Там он замешкался, а затем повернулся и посмотрел на меня. Мне оставалось только догадываться, но, похоже, он что-то оценивал в уме. Возможно, разумно ли было рассказывать так много?
– Куда вы собираетесь? – спросил я.
– Сейчас? – Он угадал мою мысль и рассмеялся. – Нет, не к проститутке. Я не настолько спятил.
– Увидимся на следующей неделе?
– Да. Увидимся на следующей неделе. – Он улыбнулся и вышел из приёмной.
Али приходил ко мне на сеансы, согласился оплатить мои услуги и сделал интимное признание, подразумевающее то, что я заслужил его доверие. Но как только мой интерес и забота о его благополучии проявились в полной мере, он исчез. Он использовал меня точно так же, как одну из своих проституток. На самом деле даже чуть хуже, потому что он был частным клиентом, и я так и не получил оплату за свои услуги. Али не явился на следующий сеанс и больше не отвечал на звонки и сообщения. В конце концов его телефон стал отвечать ровным непрерывным гудком.
Как-то раз, за пару лет до этого случая, я присел отдохнуть после тяжёлого рабочего дня в поликлиническом отделении больницы. Рядом со мной сидел коллега, который неотрывно смотрел в окно сквозь своё отражение на мрачный городской пейзаж, состоящий из крыш и печных труб. Было совершенно ясно, что его день оказался таким же изнуряющим и напряжённым, как и мой.
Он приподнял голову и спросил:
– Знаете, в чём разница между визитом к психотерапевту и визитом к проститутке?
– Не знаю, – ответил я. – Объясните.
– После визита к проститутке хотя бы одному человеку становится легче.
Когда мне было одиннадцать, я влюбился. Ещё за год до того, как мной овладело романтическое чувство, случилось то, что можно назвать сексуальным пробуждением, хотя в то время я, конечно же, не знал ещё подобных терминов. Меня стали посещать образы наготы, связанные со скромной стройной девочкой из моего класса. Наравне с этими неясными плотскими виде́ниями я испытывал физические ощущения, которые у меня обычно ассоциировались с тревогой: дрожь и учащённое дыхание. С физической точки зрения проявления сексуального возбуждения и страха во многом схожи, но тогда я испытывал скорее замешательство. Вся моя влюблённость была связана с тем, что мой гипофиз, подготавливая организм к пубертатному возрасту, стал выделять первые пробные порции гормонов.
Девочку, в которую я влюбился, звали Сюзанна. Она всегда собирала свои светлые волосы в хвост, и чувствовалось в ней нечто резкое и бескомпромиссное. Она уже не была той тихой девочкой, с которой я учился в прошлом году. Конечно же, я и раньше обращал на неё внимание, но не больше, чем на других моих одноклассников. Впервые Сюзанна поглотила всё моё внимание, когда мы сидели на уроке английского. Учитель сказал нам, чтобы мы пользовались словарём, если не знаем, как пишется то или иное слово, и тогда Сюзанна язвительно спросила: «Если мы не знаем, как пишется слово, как же мы найдём его в словаре?» Я отметил, насколько остроумно её замечание.
Я вдруг осознал, что думаю о Сюзанне всё больше и больше, и мысли эти сопровождались нахлынувшим чувством неполноценности. Прошла всего пара дней, и Сюзанна полностью завладела моим разумом. Меня преследовал её образ, её ясные голубые глаза и светлые волосы, и в комнатной тишине мне вспоминался её голос. Я чувствовал себя разбитым и несчастным.
Обычно я добирался до школы на двух автобусах. Но в те дни, стоя на пересадочной остановке, я ощущал в себе столько возбуждения и отчуждения, что перестал ждать автобуса и начал ходить пешком. Какие цели преследовал мой необычный порыв? Я и сам плохо понимал. Я думал, может, моё возбуждение исчезнет, если я буду больше двигаться? Может, каким-то образом у меня получится убежать от ощущения собственной ничтожности? Может, не дающий покоя образ Сюзанны растворится? На что бы я ни надеялся, легче мне не становилось. Мой дом находился в нескольких километрах от школы, поэтому после занятий я шёл, шёл, шёл, и звук моих шагов начал складываться в ритмичную мелодию, под которую я стал сочинять стихи: пусть жалкие и нелепые, но в них выражалась вся безысходность моего положения. Даже сейчас, спустя пятьдесят лет, я могу припомнить несколько рифм. Я бы никогда не решился подойти к Сюзанне и заговорить с ней – девочкой, чьи волосы сияли так же ярко, как её выдающийся ум.
Однажды я вернулся домой, сделал уроки, посмотрел телевизор и отправился спать, а проснувшись утром, почувствовал сильное облегчение. Сидя в классе, я глядел на Сюзанну уже более беспристрастно. Да, она была симпатичной и мне всё ещё хотелось с ней заговорить, но ощущения и чувства, сопутствовавшие моему желанию, теперь притупились. Оказалось, что не так уж я и влюблён. К концу недели я окончательно пришёл в себя. Мир снова обрёл равновесие, всё встало на свои места. Я даже понять не мог, с чего же я так сильно переживал и тревожился.
Любовь молодых людей таит в себе множество проблем. Как правило, люди впервые влюбляются в подростковом возрасте, во время интенсивного роста организма, который прежде сталкивался лишь с делением клеток – процессом, безустанно происходившим после оплодотворения. Физические и психологические изменения, присущие возрасту пертурбации: взрослые черты, интерес к сексу, развитие мозга – не всегда происходят равномерно. Человек может выглядеть как взрослый мужчина или женщина, но по образу мышления и выражению эмоций оставаться ещё ребёнком. Префронтальная кора – часть мозга, которая созревает позже всех остальных, – отвечает за решение проблем, ход мыслей, планирование, а также контроль эмоций и поведения при социальном взаимодействии. Она заканчивает своё формирование, когда человеку уже далеко за двадцать.