Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо

Золтан не любит солнце, ищет места потемнее, укромные углы. И слава Богу, так как если приглядеться, совсем не херувим за компьютером работает, поджав под себя ногу, а потомок Люцифера с извращённым выражением лица. Впрочем, тот вроде тоже был красавчиком, пока не навернулся с небес под зад коленом за высокомерие. Этого добра, кстати, у Золтана было хоть отбавляй.

В торговом центре он сказал:

— Мне кое-что надо прикупить в Икее и по технике, ты со мной или как?

— Да найду чем заняться, — ответил я. — Встречаемся у Мака через два часа?

— Не уверен, что хватит, — промямлил Золтан, — мне кое-что специфическое разыскать надо. Может, даже заказывать придётся.

— Значит, через три часа. На связи, если что, — кивнул я и с лёгким сердцем слинял в толпу, затем вниз на парковку. Выдохнул, и за руль.

Уже на полном ходу позвонил по левому телефону Зорину.

— Ты что творишь?! — налетел он на меня сразу без приветствий.

— Что вы имеете в виду? — не понял я, обгоняя синюю Тойоту на трассе за Мегой.

— Что за новости? Какая любовница, какая балерина?! И куда вы её дели? Говори, Сергей!

Я кашлянул.

— Егор Максимыч, она не любовница. Просто попала в неудачный момент в неудачное место. Кто ж знал? Не повезло девушке.

— И что теперь — мертва? Где она?! Почему промолчал?!

— Не до того было. Я ориентируюсь по обстоятельствам, как вы сами сказали. Жива, в безопасности. Пережидает, пока всё кончится…

— Ты что раскрыл себя?! — перебил меня Зорин.

— Нет, она ничего обо мне не знает. Думает, что я один из них. Типа сжалился.

— Нам только балерин не хватало! Подумаю, кому передать под ответственность…

У меня заскребло под ложечкой, ужасно не хотелось рассказывать, где находится Женя, и я промолчал. Бросил поспешно, съезжая с трассы на боковую дорогу:

— Я не для того звоню, Егор Максимыч. Зубр в курсе контр-террора, так что ваш контакт спалился.

Зорин издал крякающий звук, что с ним случается в моменты экстатической радости.

— Попался! Ты разговор слышал?

— Нет, но группа резко поменяла планы. Зубр продумывает, как бы через другую границу переправиться — там, где не ждут.

— Поздно. Везде ждут красавчика. На каждом выезде из города. Тут всё ведомство на ушах после этих новостей. Затереть не удастся, уже западные СМИ пронюхали.

Я усмехнулся.

— Понял. Значит, сворачиваемся, Егор Максимыч? И что с объектом? Возвращаем обратно, группу закрываем?

— Погоди, — процедил Зорин. — Нужны доказательства соучастия. Надо изъять телефон Зубра с полным сохранением данных. А балерину…

— Да она вообще не при чём, Егор Максимыч, — поторопился я. — Просто девчонка, уверяю вас! Пусть пересидит, она же и не видела ничего, я её сразу вырубил.

— Ты?

— Да. Политикой не интересуется, объект даже по телевизору не видела. Одни пуанты на уме.

— Угу. А чего ты её так защищаешь?

— Да ничего, просто не люблю, когда машиной правосудия сминает неповинные души. Я же говорю: она не при чём. Дело закроется, и пусть живёт себе дальше, танцует и прочее. Я бы её хоть сейчас отпустил, если бы не риска не было.

Зорин помолчал, соображая, и заявил:

— Отпускать её нельзя.

— В смысле?

— Она знает тебя в лицо, это во-первых. Ты ценный агент, на этом деле твоя работа не закончена. Она артистка, это во-вторых. Стоит госпоже Берсеневой нарисоваться живой и здоровой, от журналистов отбоя не будет. Что им скажет «любовница бывшего политика»?

У меня пересохло во рту.

— Что не любовница.

— И этого нам тоже не надо!

Я опешил. Как я не наседал, Зорин не ответил конкретно ни на один мой вопрос и быстро свернул разговор. Из чего было ясно: судьба Кролика Роджера не предрешена, она решается прямо сейчас. Возможно, разменной фигурой хотят пожертвовать? Или он нагрубил уже по эту сторону границы? Допустим. Однако до последнего его тщательно охраняли.

Мне плевать на него, мерзкий тип. Но что же будет с Женей? Не навредил ли я ей больше, чем помог? Мурашки пробежали по загривку. Что я ей скажу? И что теперь делать? Я ведь обещал ей!

И вдруг из памяти выплыла строка из «Кодекса чести офицера» 1804 года, затронувшего душу настолько, что захотелось служить дальше после срочной: «Не обещай, если не уверен, что исполнишь обещание». В душе стало не комфортно. На ум сразу пришло и следующее положение: «Береги репутацию доверившейся тебе женщины, кем бы она не была».

Дедушка приволок мне «Кодекс» на присягу. Приехал, несмотря на семейный скандал и вообще на всё, что я натворил…

Я стал мрачнее тучи: по моей инициативе пресса желтеет заголовками и подразумевает, что чистейшее существо — «любовница» урода. Спас, называется…

О кофе вспомнил в последний момент. Хотя не уверен, что Снежинка будет рада бурде а ля латтэ из забегаловки на заправке.

⁂

Женя

Он пришёл. Застал меня на кухне в пуантах, я пить захотела ужасно! Не обратил внимания на мою радость. Вручил стаканчик с кофе. Буркнул что-то про занятость, мрачный, как грозовая туча, и развернулся ко мне спиной.

Уходит? И я снова буду одна? Этими бесконечными вязкими часами? Ему даже не интересно, как мои дела?! Хотя какая ему разница — мы друг другу ничего не должны…

Терминатор поправил ворот куртки, застегнул змейку до упора. Кашлянул и потянулся к ручке двери.

На мои глаза навернулись слёзы.

— Почему уже… — не выдержала я. — Я тебя так ждала, а ты!

Сергей резко обернулся, и на его лице промелькнул живой свет.

— Ждала?..

Женя

— Ты ждала меня? — низким, совсем севшим голосом произнёс Терминатор.

Я насупилась, закусила губы, чтобы не расплакаться. Это было унизительно. С другой стороны, плакать одной ещё унизительнее. Захотелось спрятать ладонями лицо, но я выпрямилась, расправила плечи, руки в первом порт-де-бра, в смысле, в начальной позиции.

Он шагнул ко мне, коснулся предплечий и заглянул в лицо.

— Женя, ты что, плачешь?

Я подняла подбородок гордо и мотнула головой, но проклятые слёзы потекли из глаз горячими ручьями, словно я копила их преднамеренно.

— Ну что ты? Что же ты, маленькая? — растерялся Сергей.

Его пальцы сильнее сжали мои плечи. Я подумала, что наверное, ужасно пропахлась потом после нескольких каскадов прыжков, и надо бы отстраниться, но, наоборот, подалась к нему, ища защиты от неприкосновенного бытия за стеклом и стенами.