Несчастливой любви не бывает - Галина Артемьева

Потом они целуют крест, и батюшка, улыбаясь, говорит, что вот какой регент подрастает. Значит, не сердится на него.

После храма на душе легко. Они быстро едут домой и обедают. Потом папа ложится отдохнуть – единственный день, когда он днем вздремнуть может, а Федя наоборот – единственный день, когда днем разрешается ему не спать. Сегодня они идут с мамой в зоопарк. У ворот зоопарка их уже ждет мамина подруга, тетя Тамара, со своим сыном Генкой. Мама и тетя Тамара уверены, что раз они подруги, то Федя и Генка должны между собой дружить. Но у них не получается. Генка незаметно показывает Феде кулак и высовывает язык чуть ли не до пупа, как собака, когда ей жарко. Федя ловко складывает две фиги в одном кулаке – пальцы у него гибкие, попробуй-попробуй, Генка, не получится все равно. Генка начинает тренироваться, даже на зверей не глядит, все крючит, крючит свои короткие пальцы. Федя в это время смотрит на слонов. Слоны зачем-то набирают песок с земли в хобот, а потом выдувают, что набрали, себе на головы. Зачем они это делают? Может, моются так? Понарошку? Играют так между собой? Федя бы тоже с ними поиграл, но к слонам не пускают, нельзя. Потом они идут навестить обезьян. Там всегда веселье. Маленькие носятся друг за другом, за хвосты цепляются, дерутся, матери их разнимают, а после ласкает каждая своего, в шерстке что-то выискивает длинными пальчиками, дует, вылизывает. Генка, оставивший безуспешные попытки сложить двойную фигу, оживляется: «Мам! Вон тот обезьян на Федьку похож!» Тетя Тамара тут же влепляет сыну затрещину. Мама делает отсутствующий вид, ведет Федю к лотку с мороженым: «На, тебе и Гене, поди дай ему». Федя безропотно несет. Он знает, роптать нельзя: «Христос терпел и нам велел». Тем более Генка свое получил, у него же должно быть тоже воскресенье. Пока едят мороженое, наступает покой. Тетя Тамара тихонько жужжит – рассказывает маме свои новости: «Я уже не выдерживаю… Он же, жучара рогатый… Что же ты, говорю…» Хорошо, что папа женился на маме, а не на тете Тамаре. Мама спокойная, своя, а тетя Тамара булькает, как вода, когда делается кипятком. А то был бы он Генкой. Языки бы всем показывал. Фиги не умел бы сложить. Злился бы непонятно на что. Он берет маму за руку, чтоб помнила, чей он, не перепутала.

Мама радуется:

– Тома, посмотри, здесь на пони можно покататься! Помнишь, как мы с тобой укатывались? Все денежки наши на это уходили!

– Ну, это мы постарше наших-то были! В школу уже ходили, а лучше пони зверя не было.

Феде тоже нравятся маленькие лохматые лошадки.

– Поедете на пони?

Оба дружно кивают: «Поедем! Конечно, поедем!»

Федя не очень рад разлучаться с мамой, но больших пони не возят – тяжело им. А вдруг сядешь в повозочку, а пони окажется волшебный, злой волшебницей заколдованный, и ускачет он в далекие-далекие края. Сам потом вернется по-волшебному, а Феде придется одному жить. Мама и папа погорюют-погорюют – и забудут. Появится у них другой мальчик, Федей назовут, будут его в зоопарк водить. А потом однажды захочет тот, подставной, Федя покататься на пони, сядет…

Федя понимает, что зря он так радовался, когда сказали на пони кататься. Что-то не то они затеяли. Смеются! И не страшно им!

Он тихонько дергает маму за рукав. Та наклоняется. Федя шепчет: «А пони не увезут нас насовсем?» Мама понимает, что сыну не до шуток. Она отвечает совершенно серьезно и так, чтоб никто, кроме Феди, не услышал:

– Нет, они только по кругу катают. И у зоопарка высоченные решетки, им никак не перепрыгнуть.

– А по-волшебному?

– По-волшебному им нужен ковер-самолет. Тогда бы в тележке лежал свернутый ковер-самолет на всякий случай. А тут нет. Только детки сидят. Думаешь, их мамы так бы просто их отпустили, если б хоть малейшая опасность была?

Федя немного успокаивается, но легкая тревога все же прячется под сердцем.

Подходит их очередь. Федю сажают в переднюю повозочку, в самый конец. Для Генки места не остается. Зато он первый в тележке у другого пони.

– Я тебя обгоню! – кричит ему Федя.

Генке крыть совсем нечем, он опять вываливает язык на подбородок.

– Муха навозная залетит! – радуется Федя возможности использовать новое убийственное выражение.

Генка немедленно закрывает рот. Вот как действует сильное слово!

Пони осторожно трогается с места. Все оставшиеся в безопасности мамы весело машут отъезжающим. Федя сначала тоже машет, прощается с мамой. Вот ее совсем не видно. Он один. Как будто колдовство все-таки совершилось. В носу делается горько и щекотно. Но Генка сзади видит все, значит, надо крепиться до последнего, когда все поймут, что мамы исчезли навсегда. Тогда уж вместе со всеми можно будет и поплакать.

И вдруг! Вдруг Федя понимает, что не это самое страшное! Ужас в том, что за ним гонится задний пони! Лицо у него недоброе, он все время поднимает губы, зубы свои показывает. А зубы огромные. И гонится он за первой повозкой очень быстро. Чтоб укусить его, Федю. А кого же еще кусать, если Федя сидит ближе всех к нему?

Схватит зубами и откусит руку! Только б не догнал. Только б не догнал.

– Быстрей, быстрей! – вопит Генка. Он надеется обогнать Федю, восторжествовать. Пусть бы обогнали! Но Генкин пони и не думает менять свои планы. Ему надо только одно – укусить Федю. Федя трепещет. Вот-вот заплачет. Сил уже не хватает сдерживаться. Он зажмуривается, чтоб хоть не видеть самый жуткий миг.

Приехали!

Мамы разбирают своих деток. Кто-то просится еще на один круг. Генка забирается теперь в первую повозку. Федя – ни в какую.

– Мы тебя здесь подождем! – кричит мама Генке.

Они все трое машут лошадкам и их седокам. Какие же лошадки крошечные, миленькие! Зря он боялся. Зря еще круг не поехал. Федя вдруг разражается накопившимся ревом. Мама подхватывает его на руки.

– Видишь, что такое – днем не поспать! Лег бы с папой, отдохнул, с режима бы не сбился. Ну что случилось, объясни, пожалуйста.

Как тут объяснишь? Тут и зажатый под сердцем ужас выплескивается, и жалость к себе, что второй круг не поехал, ведь хорошо как! И обида, что, когда могло быть хорошо, не было.

– Засыпаешь, – укоряет мама. – Теперь мне тебя нести. А ты большой уже, тяжелый. Только папа может.

– Я сам пойду, – обещает Федя.

Они прощаются у выхода с тетей Тамарой и Генкой.

– В следующий раз в театр пойдем, – обещает тетя Тамара, – там сказка смешная идет, совсем нестрашная.

Неужели догадалась про Федю? Или Генка тоже боится страшного?

Мама торопится скорее дойти до дому, пока Федя может идти сам. Если придется его нести, потом у нее будет спина болеть. Федя старается, идет. Вровень с ними шагает какая-то чужая тетенька. Федя видит туфли, ноги и край пальто. Вот она перекладывает большую прозрачную сумку в другую руку, ту, что ближе к Феде. Из сумки на Федю таращится огромная рыбина. Она лежит в воде, но ей, такой громадной, мало этой воды. Она открывает рот, говорит что-то Феде, а он не слышит. Но это же понятно, она просит: «Помогите! Налейте мне водички, люди добрые!»