Дэйвенпорты - Кристал Маркис

В тот день им открыл сутулый темнокожий мужчина. Он не пригласил их войти, но сказал подождать снаружи. Они ждали. И ждали. Клара Шепард ходила взад-вперед, то и дело останавливалась, чтобы поправить воротник Эми-Роуз или велеть ей не ерзать. Казалось, прошла целая вечность, и тут дверь широко распахнулась. Эми-Роуз вцепилась в ногу матери, а Клара заговорила с показавшимися на крыльце пожилыми белыми супругами. Эми-Роуз не понравилось, как они таращились. Они хмурили брови, сжимали губы в тонкую ниточку. Только потом заговорили. Пока Эми-Роуз слушала, как мама рассказывает им знакомую историю об отце, она заглянула за дверь и увидела голубоглазую девочку старше нее, с острым подбородком и такой же россыпью веснушек. В памяти Эми-Роуз всплыли голоса этих людей, и горло сжалось сильнее. Джон все смотрел на нее. Слегка пожал ее руку.

Она бы не вынесла, если бы он еще раз сказал «Мне жаль», так что она поспешно продолжила:

– Мама была убита горем, – проговорила Эми-Роуз, не обращая внимания на то, как защипало в носу и в глазах. – Иногда я пытаюсь представить себе, как бы повернулась жизнь, если бы он был жив.

Тот день был болью Эми-Роуз и Клары Шепард. И рассказывать о нем даже сейчас было слишком тяжело. Сын белой пары был мертв и не мог стать отцом Эми-Роуз. Голубоглазая девочка посмотрела на Эми-Роуз, потом на взрослых и закричала: «Врете!» Эми-Роуз, наверное, никогда не забудет, как изогнулись губы той девочки от этого слова, как быстро ее унесли куда-то в дом. Девушка вспомнила, какой жалкой показалась тогда ей мать, когда у нее перед носом с треском захлопнулась дверь. Мать всегда клялась, что этот мужчина их любит, обязательно сдержит свое слово и когда-нибудь вернется. И вот этот мужчина оказался мертв. Скорбь отпечаталась в каждой морщинке на лице Клары, но глаза ее остались сухими и руку дочери она сжимала крепко.

– Что было потом? – спросил Джон.

– Мы много ездили, нигде не задерживались дольше нескольких дней и наконец добрались до Чикаго. Мы поехали на север. Сошли с поезда на Большом центральном вокзале. Мама слышала, что найти работу служанки проще всего, но только ваша семья согласилась взять нас обеих.

Джон улыбнулся темноте.

– Мы с Оливией прятались за шторой, торчали только ступни. Помню, Ливи прошептала: «Думаю, мы с ней подружимся».

– Так и случилось.

Мысли Эми-Роуз переключились с того, что она утратила, на то, что приобрела: друзей своего возраста, притом в доме, где мама могла всегда быть рядом с ней. Ощущение, что они нашли себе место. Эми-Роуз провела свободной рукой по обложке тетради.

– Мама учила меня идти за мечтой. Она покупала мне тетради, чтобы я могла записывать свои мечты. Так я ни за что их не забыла бы.

А еще мама всегда настаивала, чтобы дочь все выбирала сама. Делала то, что ей самой хочется. После того дня в Джорджии Клара Шепард редко заговаривала о любви.

Эми-Роуз и Джон сидели на скамейке, держась за руки. Ни она, ни он не пытались высвободить ладонь. Молчать было легко, это приносило умиротворение. Бурление у Эми-Роуз в груди успокоилось, и она смогла расслабиться. «Я могла бы на тебя положиться», – подумала она, любуясь очерченным профилем Джона.

– О чем вы думали, когда я сюда пришла?

Джон посмотрел на «Порт Свободы», выглядывавший из-за живых изгородей.

– Я хочу, чтобы родители мною гордились.

Голос его был тише, чем раньше.

Хотя матери Эми-Роуз не было в живых, девушка осознала, что воспоминания о ней влияют на каждое решение, которое она принимает, большое и маленькое. Ее мечты казались достижимыми только благодаря тому, какой сильной была ее мать.

– Они уже гордятся, – сказала она. – Это видно по тому, как они смотрят на вас. Думаю, что бы вы ни сделали, вряд ли вы сможете это изменить.

Эми-Роуз сама не замечала, что потянулась к Джону, пока его лицо не оказалось в каких-то сантиметрах от ее лица. Так близко, что ей даже будто бы слышался стук его сердца. Кожу ее покалывало. Девушка ждала. Ее рука дрожала в его ладони, ресницы трепетали в предвкушении. Губы Джона скользнули по ее губам, заполнив все ее существо теплом. Эми-Роуз невольно ахнула. Джон замер. Эми-Роуз испугалась, что испортила момент, и задержала дыхание. Джон посмотрел на нее с выражением, которое она не смогла бы описать. Девушка сильно прикусила нижнюю губу.

– Не надо, – прошептал он.

Он мягко надавил на ее подбородок, чтобы Эми-Роуз разжала зубы и выпустила губу. Потом он коснулся ее губы своими губами. Джон Дэйвенпорт целовал ее. Поцелуй был нежный. Его ладонь гладила ее подбородок, потом скользнула по шее, и пульс Эми-Роуз участился. Эми-Роуз робко следовала за Джоном. Ее завораживала форма его рта. Она ведь когда-то представляла себе, каково было бы его поцеловать. Не зная, куда деть руки, она положила их на его жесткую плоскую грудь и, ошеломленная, подумала, может ли он и в самом деле испытывать настолько же сильное удовольствие, какое чувствует она?

Джон привлек девушку ближе. Его ладонь легла на ее крестец, помогая удержать равновесие. Потом, усилив нажим, Джон стал целовать более глубоко. Тетрадь упала на землю: Эми-Роуз обхватила ладонями шею Джона.

Она почувствовала, как ее спина изогнулась навстречу его теплому телу, а Джон склонился над ней. Руки его прижимали ее спину так, чтобы девушка не упала. Вкус его губ опьянял. Это был вовсе не целомудренный, до комичности романтичный поцелуй, который она себе нафантазировала. Это был голод, это была жажда, из-за которой у девушки вырвался стон. Но стон заглушили его губы. В ответ Джон зарычал, и от этого звука у Эми-Роуз закружилась голова, ей стало трудно дышать. Она запрокинула голову и задрожала, когда Джон выдохнул ее имя, покрывая легкими, как перышко, поцелуями кожу ее ключиц.

Тут сквозь прикрытые веки девушка различила пятнышко света.

– Кто здесь? – прогремел в ночи голос Гарольда, слишком громкий для ее обострившихся чувств.

Свет приближался. Сердце у Эми-Роуз заколотилось где-то на уровне горла. Джон потащил ее за собой и спрятал за густыми кустами. Девушка крепко вцепилась в него. Джон рассмеялся: огонек фонаря стал удаляться. Момент, о котором она так долго мечтала, теперь миновал. Молодой человек вздохнул, едва сдерживая счастье, и у девушки вновь закружилась голова. Эми-Роуз чувствовала, что они стали ближе: она поделилась с ним своей историей, а Джон приоткрыл ей свою душу. Девушка вернулась за своей тетрадью