Рыба, кровь, кости - Лесли Форбс

Этой фразой вполне можно было описать чувства, которые я испытывала в подвале Джозефа.

— И это еще не все, — продолжал Гершель, — речь пойдет о настоящем приключении. В бумагах Флитвуда Джек нашел приблизительные карты ареала произрастания мака. Цветок впервые обнаружили во время топографической съемки глухих пограничных долин между Бутаном и Тибетом, а наиболее распространен он около или в самом тибетском ущелье реки Цангпо, одном из самых глубоких и наименее изученных ущелий мира…

— Место легендарного — и так и не найденного — Радужного водопада, — вмешался Ник, — который одно время считался таким же высоким, как Ниагарский.

— Поэтому свою экспедицию мы решили назвать «Ксанаду»! — сказал Джек, и в его голосе послышалась тень усмешки. — Годится для путешествия в затерянную долину, не правда ли? Конечно же, в нашу спутниковую эру таких вещей, как затерянные долины, не существует. И Ксанаду, и Шангри-Ла[28]можно отметить на карте с большой точностью.

Я размышляла о том, что расстояние — как, впрочем, и наши карты — стало относительным с тех пор, как наши способы перемещения перестали ограничиваться пешим ходом. Дорога в Тимбукту, например, больше не навевала мысли о загробном мире и путешествии за тридевять земель после того, как точное его местоположение стало основным местом назначения туристических групп, «ищущих приключений». Я знала об этой гибкости пространства, обманчивой достоверности картографии, еще когда прочитала о том, что даже второстепенные дороги на картах Британского картографического управления нарисованы в таком масштабе, что должны быть шириной примерно в пятьдесят ярдов. По-моему, это свидетельствует о том, как много всего не включают картографы, исходя из того, что именно на дорогах люди обычно и пользуются картами. Сойди с торного пути, и уже придется полагаться на иные указатели.

— Нам потребуется от трех до четырех месяцев, — говорил Джек. — Месяц, чтобы добраться, шесть недель на собирание мака и составление каталога, если цветок существует, и месяц на обратную дорогу. — Он ненадолго замолчал, наблюдая, какое впечатление производят на меня его слова. — Кристиану не терпится увидеть вас в нашей команде.

— В вашей команде? — Их сказка одурманила меня. — Это сон… — Я осеклась, решив, что следует держать свои осознанные сновидения при себе.

Джек улыбнулся — на этот раз его улыбка не так напоминала лезвие бритвы.

— Вам нравится идея похода в неизведанную глушь? Мы все от нее просто в восторге.

— Но зачем вам я? Я не ученый.

— У нас достаточно ученых, — возразил Гершель. — А вот фотографа, который зафиксировал бы все, что мы найдем, нет.

Я повернулась к Нику:

— Разве ты не едешь?

Айронстоун ответил за него:

— Разумеется, едет. Этот проект как раз по его части. И он будет чертовски полезен, он ведь говорит немного на непальском, а на бенгальском — совсем как носитель языка. Да что я, он ведь и есть носитель.

— Но я охотно признаю, что мне далеко до твоего профессионального опыта, Клер.

Я спросила Гершеля, зачем ЮНИСЕНС устраивать дорогостоящую экспедицию в поисках цветка, из которого якобы можно изготовить лекарство от рака.

— Разве ваша компания не занимается в основном разработкой ароматов и духов? Мне так сказал Ник.

Джек вмешался, прежде чем тот мог ответить:

— Потому что в это вложены большие деньги, вот почему! Вы слышали о мадагаскарском барвинке? Знаете ли вы, что винкалин, получаемый из его семян, входит в состав наиболее дорогих кремов Елены Рубинштейн против старения? А алкалоиды барвинка используются по всему миру для уменьшения раковых опухолей?

— Тогда почему… — начала я, собираясь спросить: почему тогда на Мадагаскаре не живут одни богачи? Я едва сдержалась.

Укрощение природы не имело ничего общего с надомным производством, объяснил Гершель. Диор выделял двадцать процентов из денег, предназначенных на исследования, на этноботанику, изучение активных молекул растений, и это была всего лишь одна из многих компаний, конкурировавших друг с другом из-за товаров «лесных людей».

— ЮНИСЕНС снарядила несколько исследовательских экспедиций для сбора образцов флоры в джунгли Мадагаскара, Бенгалии и Гайаны, — сказал Джек. — Мы работаем с шаманами местных племен — настоящими библиотекарями растений, которые составляют список леса, дают каждому растению имя и назначение. — Эти сведения он получил из первых рук, поскольку сам ездил в экспедицию в Гайану. — Это напоминало рассвет человечества, мечту ботаника.

— И в одних только девственных лесах Гайаны мы находим двенадцать новых полезных видов ежегодно! — добавил Гершель. — Если хотя бы один из многих тестируемых продуктов оправдает наши ожидания, это окупит следующие десять лет исследований.

Девственные леса, потерянные горизонты: они всегда влекли к себе мужчин гораздо больше, чем женщин (которые обычно с радостью соглашаются подождать, пока не проложат дороги и не пустят автобус). Мой опыт показывает, что мужчины любят ставить свои флаги там, где еще не ступала нога человека, им нравится думать, что они — первые, кто сказал или сделал какую-то вещь; поэтому я не стала говорить этим троим, как мало нового они мне сообщили. Меня заинтересовало, что никто из них не упомянул про Национальный институт рака в Бетесде, чья коллекция из тысяч растений, тестировавшихся на способность сопротивляться СПИДу и раку, оказалась настолько действенной, что теперь сотни лекарственных растений находятся под угрозой исчезновения из-за использования их фармацевтическими компаниями. Не вспомнили Джек с Гершелем и про конвенцию ООН, которую некоторые страны, в том числе и США, отказались подписать в основном потому, что она содержала пункты, предусматривающие разделение прибыли со страной происхождения того или иного вида.

— Разве тропические леса Мадагаскара не стерли с лица земли из-за барвинка? — спросила я так кротко, как только могла, вовсе не желая охладить пыл Ника и его друзей.

Джек отмел мое замечание в сторону.

— Цель оправдывает средства, — сказал он. — Благодаря лекарствам, извлеченным только из этого мадагаскарского барвинка, надежда жертв лейкемии на ремиссию теперь составляет девяносто девять процентов из ста, у больных болезнью Ходжкина этот шанс равен семидесяти процентам. Вы считаете, что нужно остановить производство только потому, что на этом лекарстве «Эли Лилли»[29]ежегодно зарабатывает миллионы?