Альтернатива для дураков - Чингиз Абдуллаев

Мотин стал красный, как рак, но промолчал.

— Дураки вы четверо, — подвел неутешительный итогМальцев, — а ты, Шувалов, — двойной дурак. Тоже мне — «народныймститель». Мог бы сразу все рассказать. Мы бы сейчас уже вышли на тех, кто этимРешко командовал. А теперь у нас никого нет.

— Разрешите? — вдруг вмешался Тарасов, и, когдагенерал кивнул, он вдруг спросил:

— Как же так получается, Шувалов, что все, про кого выговорите, мертвы?

Бессонов, Барков, Решко, журналистка Кривун и даже АлександрНикитич, который умер от инфаркта. И никто не может подтвердить ваших слов.

Конечно, он был прав. И крыть здесь было нечем. Поэтому ямолчал. Но опять вмешался Горохов.

— Вы говорите это с таким нажимом, как будто Шуваловнесет личную ответственность за их смерть. В том, что он не сообщил нам проРешко, он, конечно, виноват. И должен за это строго ответить. Но все остальноедля него такая же неожиданность, как и для нас.

— Что вы предлагаете? — спросил генерал Мальцев.

— Еще раз проверить все связи погибшего Решко. Пройтисьпо Бессонову, подняв его личное дело. Отправить запрос насчет Баркова в ФСБ.

— Уже был один, — мрачно напомнил Панкратов.

— Значит, нужен еще один, — настаивалГорохов. — Нам нужно все проверить еще по одному разу. Люди, придумавшиетакое масштабное дело, не успокоятся.

Один раз сорвалось, значит, они придумают нечто другое. И ядумаю, что задача была не в том, чтобы скомпрометировать меня или Липатова.Задача стояла гораздо серьезнее.

— Ладно-ладно, — отмахнулся Панкратов, — тытолько политику сюда не приплетай. Обычное уголовное дело. И в наших рядахбывают паршивые овцы.

— Да нет, — покачал головой Горохов, — ядумаю, что у нас уже не единичные овцы. На наших полях бредут уже целые стадапаршивых овец, а мы делаем вид, что ничего не замечаем.

— Что ты хочешь сказать? — разозлился Панкратов.

— Решко не мог быть организатором такой акции. И Барковне мог. Нужно искать более крупную рыбу.

Поняв, что разговор может зайти далеко, Мальцев решилвмешаться.

— Мы все проверим еще раз, — строго сказалон, — в любом случае выводы Мотина заслуживают корректировки. А вы,Шувалов, можете уже считать себя уволенным из органов МВД. Нам такие люди ненужны. Это я вам обещаю.

Разговор закончился. Нам разрешили уйти, и я вышел изкабинета с таким настроением, что хоть сейчас готов был вешаться. Следом занами вышли все остальные. Когда подошел Горохов, мы уже стояли в конце коридораи курили.

Полковник тронул меня за плечо и тихо позвал:

— Никита!

Я обернулся. Он меня никогда так не называл.

— Вообще-то я ваш должник. И твой в первуюочередь, — негромко сказал Горохов, — поэтому ты пока в меланхолию невпадай. Мы за тебя еще поборемся. А про Решко ты напрасно молчал. Нужно былосказать хотя бы мне.

Конечно, он был прав. Мы поступили глупо. Хорошо еще, чтовместе с Решко не убрали и кого-то из наших ребят.

— Через два дня у вас свидание со Счастливчиком, —по-прежнему тихо напомнил Горохов, — не забудьте, ребята.

С этими словами он отошел от нас.

— Мировой мужик, — сказал Маслаков.

— Ага, — подтвердил Хонинов.

Откуда нам было знать, что в это самое время один изсидевших с нами в комнате офицеров уже звонил какому-то Виталию Николаевичу.

— Это я, — сказал он, — они все рассказали.

— Что именно?

— Про Решко. Это они следили за ним.

— Я так и думал. Эти ребята просто неуправляемы.

— Да, — согласился звонивший, — онинеуправляемы, — повторил он.

— В таком случае решите их вопрос раз инавсегда, — нервно предложил Виталий Николаевич и положил трубку.

В этот день рано утром Счастливчик, как обычно, позвонилполковнику, используя второй мобильный телефон, который он всегда носил присебе и пользовался только в случае самой крайней необходимости. Про этоттелефон, оформленный на постороннего человека, не знал никто: ни сотрудникимилиции, прослушивающие его первый аппарат, ни полковник Тарасов, которому онпозвонил, ни люди Крота, которые пытались все время предугадать, куда онпоедет, уже, собственно, поняв, что следить за ним бесполезно.

— Сегодня в десять я должен ее увидеть, — четкопроизнес он.

— Да, — согласился полковник, — сегодня.

Счастливчик отключился. Потом достал первый аппарат, набралномер Крота.

— Как дела? — громко спросил он, улыбаясь иподмигивая самому себе.

— У нас все готово, — нервно произнес Крот, —когда нам к тебе приехать?

— Вечером, — он посмотрел на часы, — где-то кшести.

— Я все понял, — деловито сказал Крот.

Прослушивающий разговор подполковник Гвоздев сделал отметкув своем журнале.

— Найди Пирожкова, — посоветовалСчастливчик, — мне понадобятся его люди.

— Да-да, конечно, — согласился Короткое, —когда они будут тебе нужны?

— В пять.

Гвоздев сделал еще одну запись.

— Почему в пять? — занервничал Крот. — Моилюди в шесть, а пирожковские в пять?

— Не волнуйся. Тебя не обидим, — сказал напрощание Счастливчик.

Он отключил и этот аппарат, прошел в другую комнату. Началне спеша одеваться. Он одевался медленно и с таким значением, словно шел накостюмированный бал. Самый важный костюмированный бал в его жизни. Счастливчикнадел обычный костюм, как всегда повязал галстук. Он любил и умел завязыватьгалстуки. Поправил воротник рубашки. Особое внимание он уделил своей обуви,несколько раз прошелся по комнате, словно проверяя, как именно смотрятся еготуфли. Потом обошел комнаты квартиры, в которой он жил. За время своихстранствий он сменил много квартир и много домов. Но никогда ни из однойквартиры не уходил с таким чувством тоски, как теперь.

Ровно в восемь часов утра он вышел из дома. У здания ужестояли два автомобиля с парнями Крота и три машины с оперативниками.Счастливчик вышел со двора, огляделся, рассмотрел все машины, стоявшиепоблизости. В это ранее утро машины с сидевшими в них молодыми людьми былиочень заметны. Он улыбнулся и заспешил к своему автомобилю.

И вот тогда началось представление. Бандиты и оперативники,мешая друг другу, состязались в гонках за машиной Счастливчика, которыйнеожиданно, против всяких правил, сворачивал в переулки, обгонял в неположенныхместах и даже умудрился проехать однажды на красный свет. Визжали тормоза,дважды позади него сталкивались автомобили. А он продолжал улыбаться, сидя зарулем своей машины.