Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

Шкирятовская кухня, в которой фабриковались обвинительные документы по Кулику, стала известна только в 1956 г., когда встал вопрос о партийной реабилитации Григория Ивановича. Выяснилось, какие крупные силы были задействованы в целях провокации. В начале апреля 1945 г. министр госбезопасности B. C. Абакумов «предложил» генералу армии И. Е. Петрову, тогда начальнику штаба 1-го Украинского фронта, написать о нездоровых разговорах Кулика Сталину. Петров не нашел в себе сил отказать руководителю МГБ и 10 апреля отправил свое заявление. Неизвестным для генерала армии образом оно попало к Шкирятову, при этом самого Петрова к Шкирятову не вызывали, какой-то дополнительной информации не запрашивали.

Подобное заявление — читатель, следи за датами! — 17 апреля написал уже непосредственно в КПК заместитель командующего 4-м Украинским фронтом генерал армии Г. Ф. Захаров. Будто знал, что там зреет «дело» Кулика. Впрочем, почему «будто»? Подсказать, какой материал, куда и когда направить в «органах» — было кому. Эти вот доносы — чего уж там — и послужили формальным основанием для вызова Григория Ивановича в высший дисциплинарный орган ВКП(б) и предъявления обвинения.

В своем объяснении Кулик разговоры с Петровым и Захаровым недостойными не считал и в заявлении от 23 апреля просил Шкирятова «свести его с Петровым и Захаровым и точно выяснить, что никакими мы антипартийными делами не занимались». Однако просьба удовлетворена не была. А уже через неделю после вызова в КПК решением партколлегии Кулик был исключен из партии как морально и политически разложившийся. Характерно, что протокол того заседания партколлегии в архивах КПК так и не был найден. Не исключено, что он просто не велся, дабы не оставлять следов вопиющего беззакония даже по канонам того сурового времени.

За снятием с должности в центральном аппарате наркомата обороны и исключением из партии последовали новое снижение в воинском звании до генерал-майора и назначение подальше от Москвы — в Приволжский военный округ заместителем командующего войсками. Как оказалось потом, это был последний звонок, который Григорий Иванович, себе на горе, не расслышал.

Случайно или по коварной задумке «органов» в руководстве ПриВО оказались военачальники, считавшие себя обиженными. К примеру, командующим здесь был генерал-полковник В. Н. Гордов. Ему были известны куда более лучшие времена: еще в 1942 г. он одно время командовал Сталинградским фронтом, считался одним из перспективных военачальников того поколения, к которому принадлежали маршалы Г. К. Жуков, А. М. Василевский, И. Х. Баграмян, К. К. Рокоссовский, получил звание Героя. Но военная судьба понемногу вынесла его на обочину, а это не давало покоя.

В лице Кулика Гордов и начальник штаба округа генерал-майор Ф. Т. Рыбальченко получили не только благодарного слушателя, но и столь же активного в своих жалобах на судьбу собеседника. Возможно, они и подозревали, что их разговоры, нередко продолжавшиеся в застолье, прослушиваются, но не придали этому значения. А жаль.

Прослушивание телефонных разговоров, бесед в служебных кабинетах, в квартирах и на дачах было для органов безопасности одним из главных источников информации. Много «любопытного» министр госбезопасности Абакумов узнал, например, из записи разговора, состоявшегося 28 декабря 1946 г. у Гордова с Ры-бальченко на московской квартире генерал-полковника (в столицу он прибыл для сдачи дел как командующий ПриВО).

«Рыбальченко: Вот жизнь настала, — ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.

Гордов: А откуда урожай — нужно же посеять для этого.

Р.: Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал поездом, неужели он в окно не смотрел? Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.

Г.: Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.

Р.: Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, — голод неимоверный, все недовольны. «Что газеты — это сплошной обман», вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.

Г.: Ты где будешь выбирать?

Р.: А я ни…[6] выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами!

Г.: Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров, и — никакого толку.

Р.: Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?

Г.: Он все видит, все знает.

Р.: Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен 1-й год пятилетки, рапортуют, — ну что пыль в глаза пускать?! Ехали мы как-то на машине и встретились с красным обозом: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади нее еще одна баба везет два мешка. Это красный обоз называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! Красный обоз план выполняет!.. А вот Жуков смирился, несет службу.

Г.: Формально службу несет, а душевно ему не нравится.

Р.: Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.

Г.: Безусловно.

Р.: О том, что война будет, все говорят.

Г.: И ничего нигде не решено.

Р.: Ничего. Ни организационные вопросы, никакие… Г.: За что браться, Филипп? Ну что делать…, что делать?

Р.: Ремеслом каким что ли заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина[7].

Г.: Что с писанины — не пропустят же.

Р.: Сволочи…[8]

Г.: Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?

Р.: Охо-хо! Только подумай! Нет, мне все-таки кажется, что долго такое положение не просуществует, какой-то порядок будет.

Г.: Дай Бог!

Р.: Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.

Г.: Почему, интересно, русские катятся по такой плоскости?

Р.: Потому что мы развернули такую политику, что никто не хочет работать. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца.

Г.: Где же правда?