Угольная крошка - Моника Кристенсен

Андреассен попросил Кнута составить компанию следователю из КРИПОСа. Мелум взялся разъяснить, каким образом следует опрашивать детей, и Кнута впечатлило то, как тот смог привлечь и удержать внимание большого сборища обеспокоенных родителей и шумной детворы.

– У кого-то остались вопросы? – спросил Мелум в конце выступления.

Один из родителей отделился от стены и задал вопрос:

– Как долго это продлится? А то мы как раз садились обедать, когда от вас позвонили.

«Недовольные всегда спрашивают первыми, – подумал Мелум. – Напуганные, как правило, подтягиваются потом».

Родители устремились к выходу, а Мелум уселся на низкую скамейку в углу. К удивлению Курта, он не делал никаких попыток завязать разговор с детьми, просто сидел и наблюдал за их играми. Очень внимательно. Спустя несколько минут Кнут тоже их заметил – небольшую компанию мальчишек, которые сидели в другом углу и украдкой поглядывали на полицейских. Мелум встал, не спеша пересек комнату и уселся на пол между ними.

– Привет, – сказал он, глядя в сторону, на одного из родителей, играющего с другими детьми.

– Здра-аа-сте, – дети настороженно уставились на следователя.

– А вы того, полицейский, да? – задал вопрос один из мальчиков постарше.

– Верно, полицейский. Я вчера прилетел с Большой земли, чтобы помочь кое в чем вашему губернатору. Вы же знаете, что Элла Ульсен не вернулась вчера из садика домой. Так что теперь нам нужна ваша помощь.

– Она не губернатор никакой, – захихикали дети. – А губернаторша.

Мелум тоже улыбнулся.

– Есть идеи, куда она могла подеваться? Элла?

– Куда ты подевалась, угольная крошка, неужто потерялась, угольная крошка. Трам-пам-пам, трам-пам-пам, та-ра-ра-ра-рам-пам… – затянул хор звонких детских голосов.

– Так поет Ингрид, когда мы прячемся, – сообщил самый маленький из компании, бросив на Мелума застенчивый взгляд из-под длинной челки. – И тогда мы выходим, потому что она дает нам печеньки.

Мелум кивнул.

– Я близнец. Но Арне Одд на меня не похож. Потому что два яйца, понимаете, – самый маленький толкнул в бок одного из мальчиков, и Мелум увидел между ними фамильное сходство.

– Ты имеешь в виду, что вы не однояйцевые?

Второй близнец мотнул головой. Он явно смущался, но тоже хотел что-то сказать.

– Она застряла. Я сидел внутри и следил за дверью, но ее не было, когда остальные заходили.

– А ну-ка заткни варежку, – самый старший из мальчиков покраснел до кончиков волос.

– Но ведь так и было. Она застряла под домом. Мне пришлось уйти, потому что за мной пришла Хайди. Но я не стал запирать дверь. Так что она, наверное, зашла позже… – его нижняя губа немного дрожала.

Мелум замер и бросил взгляд на Кнута с целью убедиться, что тот слышит их беседу. Кнут осторожно кивнул.

– Что значит, Элла застряла? А как вам удалось забраться под дом?

– Да это плевое дело, – последний из компании тоже захотел принять участие в беседе, раз уж их тайну все равно раскрыли. – Я могу вам показать.

Он поднялся.

И в этот момент у Кнута зазвонил мобильный. Он вышел в коридор, чтобы ответить.

– Кнут? Это Хьелль. Я сижу в офисе и прослушиваю все сообщения, поступившие на наш автоответчик за последние часы. Много чепухи. Ну, не то, чтобы совсем. Но много того, что не имеет отношения к делу. Сплетни о Стейнаре Ульсене, об отношениях в семье. Но пара-тройка наводок может быть полезна. По-моему, вам нужно расспросить об этом детей. Многие видели неподалеку от садика высокого крепкого мужчину. Он якобы прятался в тени окрестных домов. И людям показалось подозрительным, что он стоял не шелохнувшись, как будто подглядывал за детьми. На улице собачий холод, поэтому не удивительно, что людям показалось странным, что кто-то полчаса торчит у ограды садика.

– Согласен. Звучит странно. Я передам Яну. У нас тут как раз случились кое-какие подвижки с некоторыми из детей. Они стали кое-что рассказывать. Но…

Хьелль Лоде не дал ему договорить.

– И еще одна вещь. Один из звонивших сказал, что он, возможно, знает, кто этот мужчина, подсмотрщик, как он его назвал. Но сообщать нам отказывается. Так что, видимо, придется переговорить с ним с глазу на глаз.

Том Андреассен и Эрик Хансейд скептически отнеслись к этой идее, считая подобный визит пустой тратой драгоценного времени. Но они все же поехали в Бломюру, чтобы допросить звонившего.

Он жил на первом этаже в старом коттедже на четыре семьи. Он был холостяком. Его небольшая квартирка имела спартанскую, практически дачную обстановку. В прихожей стоял мешок с дровами и различный спортинвентарь. На окнах гостиной не было никаких штор, а стены украшали в основном плакаты с изображением снегоходов, за исключением одной вырезки из рекламного туристического проспекта. На фоне белоснежного пляжа красовалась крупная желтая надпись «Паттайя Бич».

Мужчина заметно нервничал. Он явно не ожидал увидеть двух полицейских посреди своей гостиной.

– Ну, я точно не знаю, – сказал он, приглаживая жидкую шевелюру, – но решил все-таки позвонить. Так много странных слухов ходит нынче по городу.

Андреассен уселся на диван, предварительно убрав с него стопку журналов об охоте и рыбалке. Он кивнул Хансейду, и тот послушно опустился в одно из кресел. В другое сел хозяин.

– Так, значит, вы видели рядом с детским садом мужчину, который вел себя странно?

Том перешел прямо к делу. Ему не требовалось официальных представлений, потому что все, кто жил в Лонгиере постоянно, знали друг друга. Поэтому ему уже было известно, что мужчина работал на почте. И, вероятно, каждый день проходил мимо садика по пути на работу и обратно. Никакой машины у входа в его квартиру он не заметили.

Мужчина вздохнул и почесал затылок.

– Да, – сказал он наконец.

Том тоже глубоко вздохнул. Судя по всему, они тут застряли надолго.

– Отлично. И вам известно, кто это был?

Мужчина посмотрел на них удивленными глазами.

– Вы узнали его? – попробовал помочь Хансейд. – Это был всегда один и тот же человек?

– Да, – мужчина понял, что от него ждут продолжения. – Что там смотреть-то? Садик как садик. Это и показалось странным.

– Конечно, конечно. Но вы можете сказать, кто это был?

Хансейд бросил взгляд на Андреассена. Все это казалось совершенно бесполезной тратой времени.

Но Андреассен уже понял, какого типа они пытались разговорить. Как и у многих других, кто приехал на Шпицберген и планировал задержаться здесь на год-два, не больше, но застрял на этих пустынных арктических просторах, у него выработался страх общения. Он говорил по большей части односложно. Но стоило ему выпить, как поток его речи уже, напротив, трудно было остановить. Вполне возможно, что он звонил, еще не совсем отойдя от веселой ночи накануне. И все же.