Запасной мир - Анатолий Дроздов

Через день после разговора с Оливером в мастерскую заглянул уже знакомый мне судебный пристав.

– Я насчет мастерской, – начал смущенно. – Съёрд распорядился…

– Имущество описать? – догадался я.

– С целью сохранения оного и последующей передачи законным наследникам, – подтвердил пристав, подняв к небу палец.

– Дело ответственное! – согласился я. – Негоже приступать, не отобедав. Я как раз собрался. Не присоединитесь?

– С удовольствием! – оживился пристав.

Мы прошли в дом, где отдали должное стряпне Салли и некоему напитку, который Лэнс окрестил «Слезой Спасителя». «Слеза» привела пристава в такой восторг, что он перепоручил составление описи временному владельцу, то бишь мне. Сам пристав после застолья был в состоянии написать лишь одно слово, да и то – на заборе. Я честно внес в список здания и сооружения, станки, верстак, мебель и даже матрас с подушкой. О книгах, инструменте и материалах скромно умолчал. Угрызения совести меня не мучили. Не поговори я с Оливером, родственники Клауса, буде такие объявятся, не получили бы совсем ничего. Зак бы постарался.

– Завтра принесу договор об аренде, – заплетающимся языком сообщил пристав, забирая опись. – У вас найдется еще бутылочка этого замечательного напитка?

– Не сомневайтесь! – заверил я, и мы расстались, довольные друг другом.

Назавтра я подписал договор и с чистой совестью отвез Заку исправленные пистолеты – всю партию. Проверив парочку и выслушав ценный совет насчет пороха, он предложил мне выплатить мою долю сразу, исходя из цены в крону за штуку. Я согласился при условии, что он купит и пистолеты гленских солдат, которыми я обзавелся после схватки на дороге. Мы ударили по рукам. Свои кроны и силли я получил немедленно – деньги у старого скупердяя, как я и предполагал, водились. После чего Зак заикнулся об освобождении мастерской. В ответ я продемонстрировал ему арендный договор.

– Тибби! – заорал лавочник.

Мальчишка вбежал в лавку.

– Ты рассказал Айвену о Клаусе? Не вздумай врать: больше некому. Вон из лавки! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!

Глаза Тибби налились влагой.

– Выгоняете? – спросил я, кладя мальчику руку на плечо.

– Именно! – подтвердил Зак. – И жалованье за последний месяц не заплачу. Мне не нужны болтуны.

– Сколько тебе причитается? – спросил я Тибби.

– Два силли, – полным слез голосом ответил мальчик.

– Держи! – я протянул ему монеты. – Пойдешь ко мне? Жалованье положу в два раза больше.

Тибби схватил деньги и закивал. Оставив пораженного Зака, мы вышли на улицу.

– Что я буду делать? – шмыгнул носом мальчик. – Пистолеты вы сдали, а более заказов нет.

– Ошибаешься! – хмыкнул я. – Работы невпроворот. Умеешь рисовать?

Тибби покраснел.

– Откуда вы знаете?

Оттуда. Как-то я увидел: Тибби угольком набрасывает на столешнице мордочку Мирки. Заметив мой взгляд, он смутился и мигом стер нарисованное рукавом. И тут же получил от Иллинн подзатыльник – за испачканную рубаху.

– Нам нужны бумага, кисти, краски, – сказал я. – В Иорвике это есть?

– Я знаю, где! – загорелся мальчик.

Принадлежности для рисования нашлись в мелочной лавке. К моему удивлению, в Иорвике ими торговали. Видимо, не слишком успешно: узнав о цели нашего прихода, хозяин прямо расцвел. Мы накупили сотню листов бумаги, акварельных красок (других не было), кисточек и даже карандашей – свинцовых и графитовых. Последние представляли собой толстый стержень, обклеенный ленточкой, не позволявшей пачкать пальцы. Стоили карандаши недешево, но скупиться я не стал. Тибби сложил покупки в корзину и благоговейно прижал ее к груди.

В мастерской я велел мальчику для пробы нарисовать портрет Мирки. Горностайка, как всякая женщина, позировать согласилась. Пока Тибби корпел, она сидела на моем плече, с любопытством посматривая на художника. Наконец Тибби сказал: «Вот!» и повернул к нам лист. Я едва сдержал восклицание. С бумаги, как живая, смотрела Мирка. На мордочке читалось лукавство, горностайка скалилась и, казалось, готова была застрекотать. Рука Тибби точно схватила характер плутовки. У мальчика имелся несомненный талант.

Мирка, спрыгнув на стол, подошла к портрету и восторженно чирикнула. Тибби смутился.

– Ей нравится, – пояснил я. – Кто учил тебя рисовать?

– Отец. Он тачал сапоги, шил портупеи, пояса и кожаные колеты. Бывало, заказчики не могли объяснить, какой им нужен узор, тогда отец рисовал. И меня этому учил. Говорил, помогает в ремесле.

– Тебе нужно писать портреты, Тибби!

В ответ он вздохнул. Кто станет учить живописи сына сапожника?

– Ладно, – сказал я. – Мы к этому еще вернемся. А сейчас – за дело!

В сарае моих компаньонов в больших бочках пыхтела брага, сварганенная по земным рецептам. Со дня на день она грозила поспеть, а аппарата у нас не было. Я обещал Мэгги, что сделаю его сам, но, поразмыслив, понял, что не потяну. Обратиться к медникам? Те обязательно спросят, для чего агрегат, и тогда прости-прощай секрет качественной перегонки. Следовало заказать детали разным кузнецам, но для этого требовались чертежи. Не на пальцах же объяснять? На Земле чертежи делали комы, но в Запасном мире их не было. Сам я рисовал, будто курица лапой.

Тибби справился к обеду, причем большая часть времени ушла на мои объяснения. Результат порадовал. Паровая кастрюля, емкость для браги, охладитель, изображенные в разных проекциях, выглядели понятными даже младенцу. Тибби еще и раскрасил детали, придав им нарядный вид. Осталось только проставить размеры.

– Для чего это, мастер? – спросил Тибби.

Я прижал палец к губам. Подумав, что я шучу, мальчик рассмеялся.

Взяв рисунки, мы отправились к медникам. Каждый из них, рассмотрев свой чертеж, заверял, что справится. Лишних вопросов не задавали. В Иорвике ценили заказчиков – особенно тех, кто не торгуется. По возвращении к себе я занялся трофеями. Достал «Дерринджеры», разобрал и внимательно рассмотрел пистолеты. Сама конструкция не отличалась от земной, но изготавливали пистолеты в Запасном мире: ряд деталей несли следы ручной ковки. Полировки в каналах ствола не было, зато имелись мушки и прицелы. Строго говоря, двуствольные «Дерринджеры» таковыми не являлись, поскольку не вписывались в параметры карманного оружия. Стволы длиной в четыре и шесть дюймов[3], рукоять нормального размера, но конструкция замка у них шла один в один с маленьким. И стреляли пистолеты точно. Из больших я уложил все пули в лист лопуха на расстоянии двадцати шагов. Маленький подкачал: дернулся в руке. Рукоять была мала для моей лапы, да и оружие предназначалось скорее для стрельбы в упор.