Встретимся в Силуране! - Ольга Голотвина

Подслушанный разговор мучил Араншу, как засевшая в боку стрела. Остановить Волчицу немыслимо, это наемница поняла давно. Даже если они всем десятком навалятся на супругу Хранителя и скрутят ее по рукам и ногам… да, это была бы сцена! Разумеется, солдаты не посмеют прикоснуться к Дочери Клана. И сама Аранша уже стояла перед Вратами – и струсила. Позорно струсила первый раз в жизни (да будет воля Безымянных, чтоб и в последний раз!). Так страшно не было даже перед первым боем. Аранша готова была взбунтоваться, отказаться выполнить приказ. Спасибо Хранителю – догадался о ее страхе… да что там догадываться, небось все на роже было написано! Пожалел дуру-наемницу, велел ждать перед Вратами, пусть берегут его за это боги до Бездны и за Бездной!

А теперь Сокол может попасть в беду, госпожа спешит на помощь мужу… а Аранша, получается, у нее на дороге встанет?

Нет уж, как ни крути, а придется идти за Волчицей в эту жуть. Она ж только про Ралиджа своего думает, а что с ней самой беда может приключиться – про то и мысли нет!..

И тут Аранша чуть не выронила перо, впервые ясно осознав, что еще ее тревожит.

Керумик! Уж больно непонятно он держится… странные взгляды кидает на госпожу, когда думает, что никто его не видит!

Не будь госпожа Дочерью Клана, Аранша не нашла бы в поведении парня ничего необычного. Наемница, привыкшая находиться среди мужчин, не раз ловила на себе такие взоры. И каждый раз огорчалась: опять скоро придется кому-то нос разбить! Они сулили неприятности, эти голодные, жадные мужские взгляды…

Но ведь не может какой-то паршивый Керумик из какого-то паршивого Семейства осмелиться даже подумать…

Ох, да он же Подгорный Охотник, они все ненормальные!..

Внезапно эта пронзительная мысль потускнела, отодвинулась куда-то. К горлу подкатил плотный ком. Женщина бросила перо, поспешно встала, неверной походкой пошла к двери.

Кто-то из наемников дружески бросил вслед:

– Что, Аранша, вино паршивое или жратва – отрава?

Женщина коротко кивнула, боясь произнести хоть слово.

И пока за крыльцом ее выворачивало наизнанку, она молча твердила себе: да, вино паршивое, да, жратва – отрава… и понимала, что обманывает себя. И так уже все ясно.

– Харнат оторвет мне голову, – мрачно сказала она вслух. – И будет прав!

Конечно, прав! Как смеет Аранша рисковать не только своей шкурой – пес бы с ней, с этой шкурой, в каком только огне не побывавшей! – нет, рисковать долгожданным, заранее любимым ребенком! Ведь знает она, почему Харнат зачастил в храм, почему дает жрецам золото, о чем просит Безымянных…

А сама она… разве не потеряла она надежду в двадцать лет, когда в Яргмире, во время атаки пиратской эскадры, вместе с другими наемниками разворачивала на скале тяжелую катапульту – и упала, покатилась по камням от режущей боли внизу живота. Если бы тогда поберегла себя – было бы сейчас сыну или дочке восемь… нет, девять лет!

Опытная подруга после сказала: «Забудь, это с тобой вряд ли повторится… да и зачем тебе?.. »

Сейчас, почти через десять лет, Безликие дарят ей последнюю надежду. А счастливая мамаша, стерва такая, тащит бедного ребенка – это ж подумать жутко! – в Подгорный Мир…

Аранша погладила себя по животу. Даже сквозь одежду чувствовалось, какой он плоский, подтянутый, с не по-женски крепкими мышцами.

– Не повезло тебе с мамой, да, малыш? – виновато шепнула она, понимая, что выбора все равно нет и решение уже принято. Нужно идти за госпожой. За Врата так за Врата, в Бездну так в Бездну. А станет страшно – сломать хребет проклятому страху!

«Неужели среди всадников и впрямь была Арлина? Опять боится отпустить меня одного? Сейчас-то с какой стати? Не в Подгорный Мир ухожу, не в сраженье! Совсем жена с ума сошла! Вернусь – поговорим… Ох, Ильен, Ильен, сколько тревог из-за тебя, дуралей ты маленький… »

Ралидж постарался отогнать неприятные мысли и ткнул носком сапога в кострище, размытое недавним дождем:

– Здесь, я вижу, не раз ночевали?

– Так, господин, – поклонился капитан, который стал очень почтительным, когда узнал, что среди его пассажиров – Сын Клана. – Здесь часто причаливают суда.

– А где сейчас «Летящий», как ты думаешь?

– Я, господин мой, не думаю, я знаю. Это мы до темноты не успели проскочить Пенные Клыки, а «Летящий» их засветло прошел. Теперь вся команда отсыпается на постоялом дворе у Кринаша… Если я больше не нужен Соколу, я приглядел бы за моими бездельниками?

Ралидж рассеянным кивком отпустил хозяина, осматривая просторную поляну, где матросы растягивали на кольях навес из плотного полотна и тащили из леса дрова для костра. Тихоня, Ваастан и Айфер помогали матросам. Щеголь Челивис восседал на груде лапника с таким страдальческим видом, словно это был сложенный для него погребальный костер. Купец Аншасти деловито сновал по палубе приткнувшегося к берегу корабля. Ни юного Фаури, ни загадочного Никто не было видно.

Мимо кострища легкой походкой пробежала Ингила.

– До чего же славно устраивается наша пестрая компания! – восхитилась она. – Эй, Тихоня! Я к реке, умыться…

И исчезла среди ивняка, где уже клубилась ночь, готовая выползти на поляну.

Тихоня, вгонявший в землю кол для навеса, даже не обернулся на голос своей маленькой госпожи. Зато Пилигрим, негромко беседовавший с Рифмоплетом, так и вскинулся в сторону, куда упорхнула циркачка.

– А-га-а! – протянул он (причем голос выдавал, что юношей владеют отнюдь не только благочестивые мысли о Храме

Всех Богов). – Малышка одна, в темноте, в густом ивняке… Пойду пригляжу за бедняжкой…

И поспешил за девушкой, ухмыляясь, как кот, случайно разбивший на кухне горшок и обнаруживший, что он полон сметаны.

Рифмоплет, помрачнев, дернулся было следом, но сдержался, резко отвернулся и пошел помогать матросам.

Ралидж сказал себе, что все происходящее – не его дело, к тому же циркачка, бродящая по свету, наверняка не наивное нежное дитя. Но все же не удержался, спустился к реке. Конечно, он не станет зря вмешиваться… но если девчонка закричит, позовет на помощь…

Он успел как раз вовремя, чтобы услышать увесистый звук затрещины и тяжелый всплеск. Усмехнувшись, Сокол опустился на колено, зачерпнул режуще-холодной воды, с удовольствием умылся.

Неподалеку в зарослях возмущенно бубнил Пилигрим:

– И сразу драться! Можно подумать, на тебя тролль насел! А что мне теперь делать, об этом ты не подумала? Мокрый весь, впереди холодная ночь… и не жаль тебе человека?

– Не жаль, – подтвердил невозмутимый голосок. – У костра обсохнешь. Не с твоей рожей к порядочным барышням руки без спроса тянуть!

Возня в ивняке прекратилась. После короткого молчания послышалось изумленное: