Правила счастливой свадьбы - Антон Чиж

Пушкин устроился на краю кушетки и прочел первые абзацы.

– Чугунный утюг не был причиной смерти? – спросил он, прервав чтение.

Преображенский согласно покачал головой.

– Трахея не нарушена, дыхательные пути не имеют следов асфиксии…

Пушкин отложил листы на кушетку.

– Следует вывод, что утюг положили на горло без вреда для Юстовой?

– Именно так, – ответил доктор, испытывая удовольствие от победы криминалистической науки.

– Живой или мертвой?

– Мадемуазель лежала на полу, но была жива: на шее кожи остался небольшой синяк. Совершенно неопасный…

– Павел Яковлевич, крайне признателен, что нашли время исследовать жертву и составили подробный протокол, но мне надо знать настоящую причину смерти Юстовой.

Затушив папиросу в лабораторной чашке, доктор открыл ящичек стола, вынул аптечный пузырек и торжественно показал рукой, как конферансье представляет звезду кафешантана.

– Вот истинный убийца.

– Что это?

Доктор многозначительно сложил руки на груди.

– Это вещество было выделено в 1833 году Гейгером и Гессе из корней и листьев тривиального полевого растения – лютика голубого, именуемого в ботанике Aconitum napellus. Выглядит как порошок белого или серого цвета, в зависимости от страны производства. Немецкий – кристально-белый, английский – серый. Применяется в медицине в качестве жаропонижающего и наружной анестезии. Чрезвычайно редко – для лечения тахикардии. При этом дозировки минимальные. Вещество чрезвычайно ядовито. В водном растворе сильнейший яд. Действует почти мгновенно, в течение нескольких минут. Если срочно не использовать противоядия, летальный исход неизбежен. Надеюсь, уже догадались, что это такое…

– Аконитин, – ответил Пушкин.

Чем доставил доктору удовольствие.

– Именно так, Алексей Сергеевич. В этот раз подарили мне чрезвычайно интересный ребус… За что вам искренно признателен…

– Раскройте ребус, Павел Яковлевич…

– Раскрывать – ваша привилегия, – сказал Преображенский, демонстрируя скромность ученого. – Я же могу указать факты.

– Что обнаружили? – нетерпеливо спросил Пушкин.

– Ах, если бы не поленились прочесть протокол до конца… Но прощаю вас, мой почерк еще помучает пристава… Кстати, хочу отметить, какой толковый этот фон Глазенап: собрал все вещественные улики, тщательно отметил в протоколе их расположение на месте преступления. Из него выйдет толк.

Пушкин не стал отбирать славу толкового полицейского у ротмистра. Приставу слава еще пригодится. Может, хоть поумнеет…

– Аконитин был в бутылке сельтерской воды? – спросил он.

Чем развеселил доктора.

– А вот и промахнулись! – радостно сообщил он. – В бутылке чистая минеральная вода. Аконитин растворен в стакане в огромном количестве.

– Насколько помню, раствор аконитина дает жгучий, но не горький вкус…

Доктор полностью согласился.

– Чрезвычайно неприятный вкус… Причем растворять аконитин в вине, коньяке или чае бесполезно. Эти напитки используют как противоядие. Аконитин убивает в воде. Что подтверждает давнюю мудрость: если пить – то вино. От воды один вред…

И он усмехнулся, чрезвычайно довольный остротой.

Пушкину было не до веселья. Картина преступления пока выглядела насколько простой, настолько и странной. Но, кажется, Преображенский придержал козырь в рукаве. О чем Пушкин спросил напрямик.

– При осмотре тела зафиксирован синий цвет кожи и расширенные зрачки, – как нарочно не спешил доктор. – При вскрытии обнаружил вялое сердце, правая половина наполнена бурой жидкостью. Взяв жидкость из тела жертвы, провел анализ при помощи фосфорной кислоты и получил характерный для аконитина осадок. Признаки отравления исчерпывающие. А ведь еще двадцать лет назад судебные следователи не знали, как его обнаружить… Наука далеко шагнула вперед… Однако отравление аконитином – не все, что было обнаружено…

Тут доктор, как хороший актер, сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Могу сообщить, что незадолго до кончины девица лишилась невинности…

– Каким образом? – спросил Пушкин неожиданно для самого себя.

Преображенский развел руками.

– Понимаю ваше удивление, Алексей Сергеевич: девица в свадебном платье, и вдруг такое… Не буду смущать анатомическими подробностями, скажу лишь, что обнаружил свежие следы исполнения половых отправлений мужчины. Прошу меня простить за откровенность…

Пушкин машинально кивнул.

– Когда… это… произошло? Утром?

– Могу предположить, что не позже часа до смерти… Замечу, что на теле нет ни синяков, ни царапин, ни частичек кожи у нее под ногтями, которые говорили бы, что девушка сопротивлялась насилию. Платье, в котором Юстова пришла в салон, и свадебное не порваны. Что говорит о ее добровольном согласии…

Достав черный блокнот, Пушкин стал энергично делать записи. Доктора распирало от любопытства. Он знал о секретной системе Пушкина, но никогда не видел ее в действии. И вот выпал шанс. Считая, что заслуживает быть посвященным, Преображенский пересел на смотровую кушетку и заглянул в блокнот. Это было верхом невоспитанности, но что поделать. Пушкин, не скрывая, продолжал записи.

Вместо магических формул доктор увидел обычную таблицу, в которой по вертикали и горизонтали были вписаны фамилии. На соседнем листе блокнота этими фамилиями подписаны жирные точки, сидящие на круговой «паутине», они соединялись линиями в виде замысловатой геометрической фигуры. Доктор смотрел и не понимал, как тут можно найти убийцу.

– Все просто, Павел Яковлевич, – не переставая писать, сказал Пушкин. – В таблицу помещаем взаимные вероятности всех лиц, кто может быть причастен к преступлению. В круговой диаграмме накапливаем факты, указывающие на преступника. Чем ближе к центру двигается угол одного из подозреваемых, тем вероятнее он и есть преступник. Чистая математика, никаких фокусов.

– А, ну я примерно так и предполагал, – сказал Преображенский, который ничего не понял, а вопросы задавать постеснялся. Он вернулся за столик. – Что получается на данном этапе?

– Не слишком ясно, – ответил Пушкин.

– Предполагаете, что девица кому-то отдалась, потом поняла, что натворила, пришла в салон, надела свадебное платье, как погребальное, растворила аконитин в воде, легла и положила на горло утюг? На всякий случай…

– Абсурд, – кратко ответил Пушкин, что-то помечая в «паутине».

– Но почему же, очень романтично…

– Насколько помню, при отравлении аконитином возникает чувство мурашек по всему телу, холод, она бы согнулась калачиком, а не лежала выпрямившись. Не говоря уже о физиологических отправлениях…