Правила счастливой свадьбы - Антон Чиж

Василиса не заставила себя уговаривать. Быстрым движением пожала руку Гаи, вышла из гостиной, плотно притворив дверь.

– Что вы хотите узнать по секрету от сестры?

Нельзя не заметить, что Гая только казалось простоватой. У нее был острый природный ум. Она стеснялась его, считая, что для девушки быть умной – неприлично. Вдруг мужчинам не понравится…

– Не стесняйте себя, я понимаю, – добавила Гая и застенчиво улыбнулась.

* * *

В потусторонние силы и прочий спиритизм, набиравший популярность в столице, Ванзаров не верил. А верил в мудрость Сократа, государство Платона, логику Аристотеля и прочие незыблемые истины. Но Москва преподнесла сюрприз.

Сидя за накрытым столом приятного семейства господина Таратугина, служащего городской управы, Ванзаров испытал сильнейшую иллюзию… дежавю. Как будто сила злая, коварная, дунула ему в глаза волшебной пылью и перенесла на несколько недель назад в Петербург. Иллюзия была столь сильна, что Ванзаров даже глянул в окно: не сошел ли он с ума и не покажется ли там Невский проспект. За окном в предвечернем сумраке светилась золотом луковка московской церквушки. Странное чувство ослабло, но не отступило.

Началось с того, что Ванзарова и Зефирчика встретило семейство в полном параде. Старшая дочь, Юлия, надела лучшее платье, в каком только на балу сверкать. Младшая, Виолетта, оделась поскромнее, чтобы не затмевать сестру. Вырез ее платья жег такими откровенными формами, что глазам больно, а жемчужное ожерелье манило загадочным светом. Ванзаров подумал: «Как похоже на то, что было». Но не придал этому значения.

Все шло чудесно. Зефирчик держался мужественно, вешалку не сорвал, о ковер не споткнулся, ваза с цветами уцелела. Ванзаров успевал подстраховать друга. Изобразив мрачную задумчивость, Зефирчик попросил разрешения у господина Таратугина поговорить наедине с его дочерью. Счастливый отец только этого и ждал. Юных созданий, которым оставался крохотный шаг до счастья, препроводили в комнату рядом с гостиной. Вычищенную до блеска и надушенную духами так, что щипало в носу. Зефирчик был так великолепен, что умудрился не наступить на шлейф Юлии, без травм раскрыл перед ней дверь и сам вошел, разминувшись с дверным косяком. Отец подбежал на цыпочках, затворил за ними.

Ванзарова пригласили за стол. Его посадили так, что напротив оказалась Виолетта. Стол скрыл нижнюю часть ее платья, зато содержимое выреза возвышалось во всей красе. Маменька села слева от Ванзарова, чтобы не мешать молодому человеку любоваться красотами. Господин Таратугин предложил закусить слегка и разлил вино. Бутылка шампанского дожидалась возвращения Зефирчика с Юлией. Виолетта загадочно улыбалась ему, играя вином в бокале. Вино Ванзаров не любил, но легче было выпить, чем мучиться под манящими взглядами девицы. Он выпил. На тарелке у него мигом оказалась скромная закуска из трех домашних салатов и пяти видов мясной нарезки. А маменька вдруг спросила, где он служит. Ванзаров ответил, чем вызвал такой обмен взглядами между членами семейства, от которого могла зажечься электрическая лампочка. Далее его спросила: каково жалованье, какие планы на карьеру, где живет в столице. Ванзаров отвечал честно, как на допросе. При этом ему все сильней казалось, что нечто подобное уже случалось. Когда же он рассказал, что его старший брат Борис служит в МИДе и вскоре ожидает повышения, над столом пролетел ветерок, будто сердца членов семейства охнули от счастья.

В этот момент Ванзаров готов был поклясться: это уже случалось с ним. Точно так же напротив сидела дочка с невероятным разрезом, точно те же вопросы задавала ее маменька, точно так же папенька наливал вино. Не было старшей сестры и Зефирчика. В остальном – копия того вечера, когда матушка Ванзарова потащила его знакомиться с «очень приличной семьей», у которых чудесная дочь.

Чтобы проверить, насколько силы зла властвуют в обеих столицах, Ванзаров загадал: сейчас мадам Таратугина расскажет, как хорошо образована ее дочь.

– Наша Виолетта получила прекрасное образование в пансионе Ржевской, – сообщила маменька. – Между прочим, четыреста рублей в год платили, не шутка…

«Сейчас скажет, что ее дочь умеет вести хозяйство», – подумал Ванзаров.

– Позволите заметить, Родион Георгиевич, что наша дочь мастерица на все руки и по дому хозяйничает лучше меня, – сказала мадам Таратугина.

«И приданое у нее уже готово», – в легкой панике подумал Ванзаров.

– Моя дочь – моя гордость. Виолетта уже и приданое собрала! – не подвела мадам Таратугина.

«А папенька сейчас скажет: это пустяки, мы за дочерью пять тысяч даем», – в отчаянии сказал себе Ванзаров.

Господин Таратугин поднял бокал.

– Все эти платья, юбки, белье – чепуха. За Виолетту даем пять тысяч приданого и меблировку квартиры!

«Не может быть!» – вскричал всей душой Ванзаров. То, от чего он сбежал из Петербурга, настигло в Москве.

Неизвестно, чем бы закончилось дежавю, но из комнаты, где должно было вспыхнуть пламя семейного счастья, раздался отчаянный крик, что-то грохнуло, будто стулом ударили об пол, распахнулась дверь, из которой вылетела взбешенная Юлия, а затем на пороге показался Зефирчик. На щеке его горела смачная пощечина…

…Выведя преступника под руку, чтобы тот не свалился на лестнице, Ванзаров потребовал полного признания: что еще могло случиться?

Зефирчик печально вздохнул.

– Я не виноват.

– Ни минуты не сомневаюсь, – ответил Ванзаров, сдерживаясь, чтобы не врезать другу по шее. – Кто же виноват?

– Книжка твоя, которую заставил выучить.

– Вот как? И чем же провинился «Письмовник»? Ты выучил самое романтическое признание в любви… Что могло случиться…

– Вот именно, выучил, – вздохнул Зефирчик.

И рассказал ужасную историю…

Оставшись наедине с прекрасной Юлией, грудь которой вздымалась волнами от предвкушения, Зефирчик сел на стул, чтобы не совершить ошибки, и принялся зачитывать по памяти признание:

«Позвольте мне высказать пред вами мою задушевную идею, которую я долго таил и, наконец, должен излить пред вами. Я чувствую, что не могу жить без вас. Напрасно я устранял эту идею, прибегая к рассудку, но все было напрасно… Я решил сегодня, сию же минуту сказать вам все, что уже много месяцев хранит мое исстрадавшееся сердце. Я чувствую, что без вас счастье мой жизни невозможно…»

Тут Зефирчик подозрительно замолчал.

Ванзаров понял, что произошло дальше. Он помнил признание, которое сам выбрал для друга.

– Ты назвал ее Анной Ивановной?

Ответом был печальный вздох.

– Ну, как в тексте было, так и заучил… От волнения забыл, что она Юлия Петровна… Не успел даже закончить: «Я люблю вас и прошу, умоляю осчастливить мою участь согласием на брак, и вы навсегда этим упрочите мое существование»…

– Как ты мог, Зефирчик…