По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Поднимается на паперть высокий плотный господин, с рыжей бородой и волосами, в штатском пальто.

— Эй, ты! Рыжая свинья! Куда прешь? А… извините, ваше превосходительство!

«Рыжий» распахнул пальто с лентой и звездой. Это был ректор университета профессор Некрасов.

Студентами мне постоянно поручалось устройство студенческих балов и концертов. Организуя очередной бал и зная, что хоровой «Gaudeamus»[125] обыкновенно не удается, вследствие незнания поющими текста, я отпечатал билеты, вместе с текстом Gaudeamus’а (по латыни и по-русски), на цветной почтовой бумаге.

У нас было принято развозить почетные билеты. Это я поручил молоденькому студенту, сыну генерала из военно-окружного суда, вылощенному щеголю, но с большим кругом знакомых. Поручил я, по неосторожности, ему завезти почетные билеты и Н. М. и П. А. Зеленым.

Влетает ко мне студентик. Бледный, растерянный… Щегольские ботинки в грязи…

— Приезжаю к градоначальнику… Говорят: просит сам адмирал! Он де в гостиной, вместе с Натальей Михайловной. Вхожу — там гости. Протягиваю ему билет… Адмирал покраснел. Как закричит:

— Это что за билеты!! Разве такая их форма? Длинные должны быть! В тетрадках… А, что вы там?

К нему подошел чиновник, что-то докладывает.

Наталья Михайловна показывает мне глазами на дверь. Шепчу:

— Почетные привез…

— Какие там почетные… Лучше удирайте, пока он этого не услышал!

Юноша не заставил себе повторять. Забыв в прихожей калоши, бросился спасаться.

Артист Н. К. Садовский рассказывал, уже за границей, в 1926 году, анекдот, относившийся к той же эпохе:

Приехал Садовский с малороссийской труппой в Одессу. Как полагалось, явился представиться градоначальнику. Но на море был шторм, пароход запоздал, с ним не пришел и гардероб труппы. Позабывши, что можно взять сертук и напрокат, Садовский явился к начальству в пиджаке.

Дежурный чиновник покосился:

— Вы так представляться… Не боитесь?

— Что же теперь я могу сделать…

Из-за двери — бас:

— А, Садовский… Просить, просить!

Встречает милостиво и любезно. Переговоривши о деловой стороне, Садовский извиняется за свой костюм:

— Пароход из‐за шторма опоздал.

— Ничего-с! Да, да! И у меня пароходы сегодня не вышли. Ну, а что вы будете играть?

Садовский перечисляет свой репертуар.

— А эта пьеса будет? Ну, как ее… Ну, та, где вы жиду в морду даете?

— Ваше превосходительство, там я не даю в морду, а только угрожаю, что дам ему по морде…

— А вы дайте! На самом деле дайте. От моего имени дайте жиду по морде!

Садовский потом предупреждал артиста, игравшего еврея:

— Ну, брат, берегись! Градоначальник велел от его имени дать тебе по морде!

Генерал-губернатор Х. Х. Рооп сильно сдерживал буйного адмирала. Отношения между ними были плохие, и Зеленый использовал всю свою протекцию, чтобы добиться «полноты власти».

Возвращался я, в августе 1888 года, на пароходе в Одессу. С нами шла из Крыма Н. М. Зеленая. Публика на пароходе ждала очередного представления: ведь Зеленый, наверное, будет встречать жену…

Действительно, на молу стоит П. А. Зеленый со свитой. Поодаль, образуя промежуточную пустоту, — остальная встречающая публика. Едва пароход приблизился, но еще не отшвартовался, как Зеленый радостно закричал во весь голос:

— Генерал-губернаторство упразднено!![126]

Ставши самостоятельным, П. А. Зеленый действительно развернулся…

Беспорядки 1887 года

Прошло лишь три месяца студенческой моей жизни, как в университете вспыхнули беспорядки. Это было 1 декабря 1887 года.

Местных поводов к волнению не было. Но несколько времени назад шумная история разыгралась в Московском университете: студент Синявский ударил на студенческом балу перетянувшего струны инспектора студентов Брызгалова, и в связи с этим в Московском университете возникли довольно серьезные беспорядки.

На эту историю один за другим стали реагировать провинциальные университеты. Очередь быстро дошла и до Одессы. К нам приехали делегаты из других университетов, требуя поддержки.

1 декабря у нас была объявлена общеуниверситетская сходка. Местом ее было назначено обычное помещение, где собирались студенты, — курилка, — две больших залы, в третьем этаже, в старом здании на Дворянской.

Собрались. Один из лидеров стал читать письма с описанием беспорядков, будто бы происшедших в других университетах. Позже стало известно, что сообщения эти не всегда отвечали действительности; письма, очевидно, были сфабрикованы, и фабрикация, должно быть, шла из революционных кружков. Тем не менее, и из писем, и из горячих речей вытекало логически, что и нам, одесситам, никак нельзя не поддержать москвичей. Студенты, особенно первокурсники, прямо охмелели от молодого задора.

Толпою, в две-три сотни — зеленая молодежь впереди, а более опытные студенты не так торопились — вышли мы из курилки и заполнили площадку вестибюля, против актового зала и церкви. Это была традиция: массовое появление здесь студентов как бы устанавливало факт «беспорядков».

Что-то мы кричали. Произносили зажигательные речи. Громче всех кричали, самые страстные речи говорили — легко воспламеняющиеся молодые кавказцы.

Тем временем на Дворянской, против университетского входа, выстроилась в конном строю сотня донских казаков, с их красными околышами фуражек.

— Красные против синих! — беспечно острили студенты.

Здесь же, на углу Дворянской и Херсонской, с полным полицейским антуражем, стоял мрачный, как туча, адмирал Зеленый. Вид этой группы не предвещал ничего доброго. Но мы как-то и мысли не допускали о возможности жестокой расправы с нами нагайками.

На сходке кричали изо всех сил:

— Ректора!

— Ректора!!

Прошло около часу. И вот внизу на лестнице показалась маленькая фигура ректора. Это был симпатичнейший С. П. Ярошенко, наш профессор аналитической геометрии. Ярошенко считался «розовым»[127], начальство на него косилось. Студенты же его любили.