Болезнь Портного - Филип Рот

emp

К какой эквилибристике мне пришлось прибегнуть, чтобы стянуть с себя ветровку и сложить ее у себя на коленях! Мне ведь надо было прикрыть свой член, который я решил в тот вечер оголить прямо в автобусе. Все из-за шофера. Этот поляк может одним щелчком включить освещение в салоне — и тогда пятнадцать лет прилежной учебы, чистки зубов дважды в день и мытья фруктов перед едой в мгновение ока пойдут коту под хвост… Как тут жарко! Ох-ох-ох, пожалуй, сниму я эту ветровку и сложу ее аккуратно на коленях… Но что это я творю?! Папа уверяет, что каждый поляк считает день прожитым зря, если ему не удалось отдубасить до вечера хотя бы одного еврея. Так что же я вытворяю на виду у своего злейшего врага?! Что будет, если меня застукают?..

Примерно к середине тоннеля мне удается незаметно расстегнуть молнию на брюках — и вот он, вот он опять! Стоит торчком, как водится, и настойчиво предъявляет свои требования. Похож на идиота-макроцефала, превратившего ненасытным своим аппетитом жизнь родителей в ад.

— Подергай меня! — говорит этот монстр.

— Здесь? Сейчас?

— Конечно, здесь! Конечно, сейчас! Когда еще представится такая возможность? Разве ты не знаешь, кто спит на соседнем сиденье? Ты только взгляни на ее нос!

— Какой еще нос?

— Вот именно — носа почти нет. Взгляни на эти волосы — на эти пряди! Помнишь про лён? Вы изучали это растение в школе на уроках ботаники. Эти волосы — из льна. Придурок, эта девчонка — настоящая Маккой! Шикса! И она спит! Или притворяется. Очень может быть! Притворяется спящей, а сама думает: «Давай, Большой Парень, делай со мной все, что хочешь!»

— Да ты что?!

— Родной мой, — мурлычет мой член. — Хочешь, я скажу тебе, о чем она мечтает? Для начала она хочет, чтобы ты потискал ее маленькие упругие гойские груди…

— Серьезно?

— Она жаждет, чтобы ты засунул палец в ее пизду и трахал ее пальцем до потери сознания!

— О, Господи! До потери сознания!..

— Такого шанса может больше не представиться! Никогда в жизни!

— Ох, да в этом-то все и дело — сколько мне останется жить, если я начну тебя дергать? Смотри, фамилия шофера целиком состоит из шипящих — если верить отцу, то все поляки произошли от буйволов!

Но разве кому-нибудь удавалось переспорить восставший член?! «Вен дер путц штехт, лигт дер зехель ин дрерд». Слышали эту знаменитую пословицу: «Когда член стоит, мозги спят». Когда член стоит, мозги мертвы! Так оно и есть! Хоп! — и словно дрессированная собачка через обруч, мой член прыгает в браслет, сложенный из указательного, среднего и большого пальцев. Дрочка тремя пальцами, с короткими, отрывистыми фрикциями — наиболее подходящий способ для мастурбации в автобусе. Не так заметно (надеюсь) подозрительное подергиванье и колыханье рубашки. Конечно, подобная техника не вполне устраивает головку члена, остающуюся в стороне от увлекательного занятия, но то, что наша жизнь состоит в основном из самопожертвований и самоконтроля, в состоянии оценить даже этот сексуальный изверг.

Дрочку тремя пальцами я применяю только в общественных местах — я уже испытал эту технику на практике в «Эмпайр Бурлеск» — злачном заведении в самом центре Ньюарка. Как-то раз, в воскресенье, следуя примеру Смолки — моего Тома Сойера, — я вышел из дома якобы для того, чтобы поиграть в бейсбол на школьном поле. Взял с собой бейсбольную рукавицу и пошел, насвистывая, по улице. Улучив момент, когда меня никто не видел (во что, честно говоря, трудно поверить), я вскочил в полупустой 14-й автобус и всю дорогу просидел съежившись, стараясь быть как можно более незаметным. Представляете себе толпу перед «Эмпайр Бурлеск» воскресным утром? Весь центр города безлюден и пуст как Сахара, и только перед «Бурлеском» толкаются личности, напоминающие жертв кораблекрушения, охваченных эпидемией цинги. Наверное, я совсем свихнулся. Как можно ходить в это заведение?! Бог знает какую заразу рискуешь подцепить с этих сидений!

— К черту заразу! Вперед! — орет в микрофон маньяк, спрятанный в моих штанах. — Ты что, не понимаешь, что ты увидишь внутри? Пизду!

— Пизду?

— Именно. Во всей ее красе.

— Да, но… я же могу подцепить сифилис, просто взяв в руки билет. Я могу принести его домой на подошвах своих башмаков. А если кто-нибудь из этих придурков взбесится и забьет меня до смерти из-за кошелька? А вдруг полиция приедет? Достанут пистолеты — кто-нибудь рванет наутек, а они по ошибке пристрелят меня! Потому что я еще несовершеннолетний. Что, если меня действительно убьют? Или, хуже того, арестуют? Что тогда станет с моими родителями?

— Послушай, ты хочешь увидеть пизду, или не хочешь увидеть пизду?

— Хочу! Конечно, хочу!

— У них там есть шлюха, парень, которая совершенно голой трахается с кулисой.

Ну ладно — рискну! Рискну заполучить сифилис. Болезнь разъест мой мозг, и остаток дней я проведу в дурдоме, играя в шарики из собственного дерьма… А вдруг моя фотография появится в «Ньюарк Ивнинг Ньюс»?! Вспыхнет свет, появятся полицейские: «Так, уроды! Это облава!» А потом вспышки фотоаппаратов! И я попался — я, президент школьного клуба международных связей! Ученик, который перескочил сразу через два класса! В 1946 году, когда Мариан Андерсон запретили петь в Конвеншн-Холле, я призвал своих одноклассников организовать акцию протеста. И весь восьмой класс отказался участвовать в конкурсе на лучшее патриотическое сочинение, спонсором которого выступили «Дочери американской революции». Я — тот самый двенадцатилетний мальчик, которого, в знак признательности перед его заслугами в деле борьбы с нетерпимостью и фанатизмом, пригласили на съезд Комитета Политических Действий, и меня на сцене ньюаркского Эссекс-Хауса приветствовал сам доктор Фрэнк Кингдон, знаменитый публицист, колонку которого я ежедневно читал в газете. Как же я посмел отправиться в это злачное место, где толпа дегенератов ест глазами какую-то шестидесятилетнюю старуху, изображающую половое сношение с куском гипса?! Я, которому сам доктор Фрэнк Кингдон пожимал руку на сцене Эссекс-Хауса, которому стоя аплодировал весь съезд Комитета Политических Действий, которому сам доктор Кингдон сказал:

— Молодой человек, сегодня вы увидите демократию в действии.

Вместе со своим будущим зятем Морти Фейбишем я ходил на собрания Комитета Американских ветеранов; я помогал Морти, который является членом исполкома, расставлять складные стулья перед началом собраний. Я прочитал «Гражданина Тома Пейна» Говарда Фаста, я прочел книгу Беллами «Оглядываясь назад», я прочел «Финли Рен» Филипа Уайла. Вместе с Морти и сестрой я слушал пластинку с песнями в исполнении хора Красной Армии. Рэнкин, Бильбо, Мартин Дайс, Джеральд Л.К. Смит, отец Кафлин и все эти фашистские ублюдки — мои смертельные враги. Так какого черта я сижу здесь и спускаю в бейсбольную рукавицу?! А вдруг меня тут пришьют? А если я подцеплю инфекцию?

Да, конечно! Но вдруг случится так, что после представления эта дамочка с невообразимым бюстом… Что, если … За минуту я успеваю представить себе, как мы оказываемся в номере занюханного отеля — я (злейший враг Америки) и Тереаль Маккой (этим именем я награждаю самую шлюховатую шлюху из кордебалета). О, что творится в этом номере под голой лампочкой! (За окном, конечно же, вспыхивает неоновая вывеска «Отель».) Она выдавливает на мой член начинку из шоколадных конфет и ест ее прямо с головки моего монстра! Она поливает мои яйца кленовым сиропом и вылизывает их до тех пор, пока они не станут стерильно чистыми, как яички младенца. Ее любимый образчик английской прозы — настоящий шедевр: «Трахай мою пизду, ебырь, пока я не потеряю сознание». Когда я пукаю лежа в ванне, она становится на колени прямо на полу и, перегнувшись через край ванны, целует пузыри испорченного воздуха. Я сижу на унитазе, а она сидит на моем члене, сует мне в рот свою огромную грудь и нашептывает на ухо все известные ей грязные словечки. Она кладет себе в рот кусочки льда и начинает сосать мой член — а потом переключается на горячий чай! Все, о чем я только мечтал, ей знакомо! И мы с ней делаем все это! Самая выдающаяся шлюха Ньюарка! И она моя! «О, Тереаль, я кончаю! Я кончаю, кон-ча-ю-у-у!» — и действительно становлюсь первым посетителем «Эмпайр Бурлеск», который кончил в бейсбольную рукавицу. Может быть.