Еще посмотрим, кто попал - Лесана Мун

— Марфа Васильевна, я.

Вот это он бы обалдел. Едва сдерживаюсь, чтобы не заржать, представляя лицо вампира.

Пока идем по коридору, замечаем лежащих на полу охранников. Я семь штук насчитала. Крутой у нас дублер Уэсли Снайпса, лучше оригинала!

— Сейчас будет лаборатория, Ира, пожалуйста, ничего там не трогай, чтобы не увидела, хорошо? — берет с меня торжественную клятву Федя.

— Мамой клянусь — обещаю не менее торжественно.

Твоооюююю ж гипотенузу! Зачем я повелась на Федькины уговоры? Я думала, там колбочки и пробирочки, всякие кожаные фолианты и прочая туфта. А там люди живые. Или не люди, а только их части. Но все еще живут и мучаются. Стенают и страдают.

— Держи Ирину — командует Федя, меня сзади сгребают огромные руки и, перекинув через плечо, несут вперед, не давая хоть что-то сделать для этих мучеников.

Вырываюсь и кусаю за бок этого неандертальца от вампиров, но что я могу противопоставить горе? Хотя… вспоминаю, что уже когда-то кое-что сделала, но тогда это было несознательно, а теперь можно и специально.

Закрываю глаза и представляю, как от Зига ко мне тянется энергия. Черная лента. Она начинается в его солнечном сплетении, а заканчивается в моем. Поступает ко мне черным ручейком, расширяясь и увеличиваясь. В тот момент, когда я полностью сосредотачиваюсь на вытягивании его энергии, меня резко опускают на пол, а потом совсем рядом я вижу огромное лицо Зига. Он смотрит мне в глаза своими черными зрачками, а потом, совершенно неожиданно для меня, говорит:

— Не убивай меня. Я еще пригожусь.

И смотрит. Прямо и ровно, словно ничего не чувствует, но я успеваю уловить краешек эмоции в его голосе. И мне становится стыдно. Я упираюсь лбом в его грудь и начинаю плакать. По-детски вытирая слезы кулаком.

— Прости меня, Зиг. Слышишь? Прости меня, дуру. Я больше никогда так не сделаю. Прости.

Он поднимает мое лицо одним пальцем, а другим — вытирает щеки.

— Пошли — говорит спокойно и, может мне кажется, миролюбиво.

Идем дальше, заходим в кабинет. Тут стоят какие-то склянки, разбросаны камни, листы бумаги по всему столу. Федя двигает корешки книг, пока один из них не срабатывает, открывая дверь. Я немного неловко дергаюсь, Федя вскрикивает и едва успевает поймать малюсенькую колбочку. Аккуратно кладет ее на стол, вытирая пот со лба.

— Ира! Ну, смотри под ноги, пожалуйста. Ты только что чуть не взорвала всех нас.

— Сорян, Федя. Откуда ж мне было знать, что это не спирт, а взрывоопасная хня?

— Вниз, за мной — командует блондинчик, и мы все дружно ныряем в подземный ход, открывшийся из кабинета.

Сколько мы топает по темноте — не знаю. Надоело уже. Ножки болят, каблуки грузнут в земле. Бедные мои туфельки. И вдруг, мы резко останавливаемся, а потом Федя начинает орать.

— Назад! Все назад! Зиг, хватай Иру и назад. Там Ругару.

Не знаю, что это за животное такое, но мои спутники хватают меня в охапку и бегут так, что только ветер в ушах. Но даже сквозь него, я слышу ужасный вой, от которого мороз по коже.

Не солоно хлебавши, мы возвращаемся назад, в кабинет. Тут я, пока мужчины заняты закрыванием двери, хватаю малюсенькую колбочку и прячу в карман. Потому что не могу я позволить твориться такому беспределу. Ни за что!

Когда мы опять проходим через лабораторию, и жертвы экспериментов стонут и просят пощады, я чуть отстаю от своих спутников.

— Вам пора отдохнуть, маленькие — говорю мученикам. — Спите спокойно.

И, закрывая дверь в лабораторию, бросаю в самый дальний угол маленькую колбочку со взрывчаткой. Чтобы ничего не осталось. Ни одного препарата, ни единой записи. Чтоб никто больше не мучился. Гарь и пепел.

Быстро закрываю дверь и отпихиваю парней с прохода. Ну как отпихиваю. Федя отскакивает сам, а Зиг, схватив меня за шкирку, быстренько перемещает нас за решетчатую дверь лабораторного крыла. Следом выскакивает блондинчик, судорожно пытаясь закрыть трясущимися руками решетку на ключ.

Бабааах! Раздается очень громкий взрыв. Грохот и волна горячего воздуха сигнализируют, что надо валить. Сразу же включаются противопожарные датчики, врубается вода и сирена. Опачки. Зиг опять хватает меня, как нашкодившую собачонку, и мы несемся сломя головы назад, в свои комнаты. В смысле, парни несутся, а меня несут, вишу себе и помалкиваю, но ягодичной мышцей ощущаю, что сейчас меня будут воспитывать. И, может даже, больно.

Забегаем в спальню, Зиг кидает меня в кровать, я, не будь дурой, сразу укрываюсь одеялом, а Федя уматывает к себе. Буквально через секунду, как я успеваю закрыть глаза, дверь в мою комнату открывается и кто-то заглядывает. Я приподнимаюсь чуток, типа проснулась и сонно спрашиваю:

— Что там за шум? Поспать нормально не дают.

Дверь закрывается. Фух. Можно выдохнуть. И тут же ко мне с шипящими криками врывается Федя. Что такое шипящие крики? Это когда человек орет, но шепотом. Вот как блондинчик сейчас. Даже его обычно бледная мордашка, сейчас просто пунцового цвета.

— Я не могла по-другому, Федечка — отвечаю спокойно, даже немного меланхолично.

Блондин яростно смотрит в сторону Зига, словно в поисках поддержки, но тот невозмутимо стоит в излюбленной позе с руками за спиной и ногами на ширине плеч. У терминатора включен спящий режим. Федя раздраженно фыркает, так и не получив нужной помощи, а потом печально выдает:

— И что теперь делать? Что я скажу хозяину?

Пожимаю плечами, укутываясь в одеяло. Хочу спать, устала, после резкого выброса адреналина. Побег сорвался, это и ежу понятно. В единственном выходе пасется какой-то Ругару, кстати, надо будет позже спросить о нем у блондинчика, так что тем ходом не выйти, да и ход, наверное, завалило, после взрыва. План не сработал. Ничего, придумаем что-то другое, а сейчас спать. Вырубаюсь почти мгновенно.

Просыпаюсь от того, что меня весьма нагло тормошат.

— Отстань! — мычу, прячась поглубже в одеяло.

Но от меня не отстают, продолжают дергать, стягивая мое укрытие. А я, вообще-то, там в платье, которое за время сна задралось и красиво обкрутилось вокруг талии, являя всему миру мои любимые красные плавки, пока еще стыдливо прикрытые одеялом. И я совсем не горю желанием показывать их своим спутникам, а потом пинаю ногой надоедливого утреннего будильника. Раз промахиваюсь, а вот второй раз попадаю куда надо, потому что в ответ мне несется стон и нецензурщина.

— И этими губами ты целуешь маму, охальник? — делаю Федору замечание.

— Вставай уже! Нам завтрак принесли и приказ, чтобы через полчаса мы были собраны и стояли в холле.

— Или что?

— Или что, что? — переспрашивает упырюшик.

— Что нам будет, если не явимся через полчаса? — поясняю натуральному блондину.