Барды Костяной равнины - Патриция Энн Маккиллип
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но кто же это? – думала Беатрис. – Или это неважно? Может, дело только в узнавании символа посвященными?»
Она позвонила в маленький колокольчик, висевший на темной дубовой стене коридора, вызывая хранителя, и вскоре тот вышел из таинственного лабиринта кабинетов, мастерских и хранилищ. Был он высок, грузен, одевался неизменно в черное. При виде Беатрис важность и легкое раздражение тут же исчезли с его лица.
– Принцесса! – с улыбкой воскликнул он.
– Доброе утро, мэтр Берли.
Он был в этом коридоре всегда, сколько принцесса себя помнила, и почти не изменился на ее памяти – густобровый, лысый, как шар со спинки кровати, даже в те ранние годы, когда ей, чтоб заглянуть в витрину, приходилось подниматься на цыпочки.
– Вижу, вы зашли по пути на работу?
– Да, – весело подтвердила принцесса. Ее одежда для раскопок приводила мать в ужас, и посему Беатрис, облачившись в комбинезон и башмаки, обычно старалась поскорее выскользнуть из замка сквозь ближайшую дверь. Но этим утром она, повинуясь внезапному порыву, пошла в обход: отец, занятый делами и приемом гостей, наверняка еще не имел времени углубиться в решение этой загадки. – Интересно, не сможете ли вы рассказать что-нибудь об этом лице?
Мэтр Берли последовал за ней мимо безукоризненно чистых, мягко освещенных, просторно размещенных в витринах и на стенах трофеев, отвоеванных у истории, – ларцов и оружия, украшенных драгоценными камнями, свирелей и арф, монет и одежд, аляповатых резных кубков и блюд – к витрине в углу.
– О-о, – негромко сказал он, взглянув на профиль.
– Что бы могло значить ваше «о-о»? Мэтр Кле, увидев его, расхохотался… Что могло его так насмешить?
– В самом деле? Я и не знал, что он умеет смеяться. Данное лицо – вернее, то, что от него осталось – появляется то там, то сям на протяжении сотен лет: вначале на этом странном металлическом диске или монете, затем на печати, изображенной на фронтисписе этой книги, и даже вычеканенным на гарде вот этого меча, – говоря, он двигался, ведя принцессу от витрины к витрине, от столетия к столетию. – А здесь мы можем наблюдать его даже вырезанным на этой изящной камее. Таким образом, мы должны признать: это лицо наводит на мысли о множестве разных вещей – тайне, учености, войне, любви, власти.
– Обо всем этом… – завороженно проговорила принцесса. – Но, мэтр Берли, кто же это такой?
– Никто, – куда беспечнее, чем можно было ожидать, ответил мэтр Берли. Видимо, он привык жить, смирившись с этой загадкой. – Ученые высказывали самые различные предположения, но соглашаются только в одном: видимо, в данном случае важна не личность – и человек, изображенный здесь, и художник умерли сотни лет назад, – а символ. Узнавание.
– Узнавание чего? – настойчиво спросила принцесса.
– Это нам также неизвестно, принцесса. Возможно, знающих этот язык. Или посвященных в скрытые в нем секреты.
– То есть, если узнаешь лицо, ты – тот, кому известны эти секреты?
– Грубо говоря, да, – согласился хранитель.
– Тогда что же говорит этот тайный язык? Не сомневаюсь, кто-нибудь уже сделал перевод.
– Да, – кивнул хранитель. – И не один.
– И?
– Э-э… – мэтр Берли озадаченно провел ладонью по гладкой лысине. – Ученые сошлись на общепринятом названии этого текста – «Круг Дней». Судя по всему, это некий дневник, журнал повседневной жизни ранних обитателей этих земель. Стряпня, сев, изготовление каменных наконечников для стрел, шитье и стирка одежды…
– Стирка? – не веря своим ушам, переспросила принцесса.
– Да. И тому подобные повседневные заботы.
– Но кто станет вести дневник о стирке, когда записи нужно выцарапывать на коре, а то и высекать на камне?
– Этот вопрос не раз возникал в ходе научных дискуссий.
– Значит, секреты кроются в стирке, – внезапно догадалась принцесса. – Стряпня, сев – все эти слова означают нечто другое. Тайное.
– Именно так, принцесса, – кивнул мэтр Берли. – И тут мы заходим в тупик. Останавливаемся у порога тайны, не имея ни единого намека на то, что они могут означать.
Поразмыслив над этим, принцесса неохотно, вымученно улыбнулась.
– Думаю, поэтому мэтр Кле и смеялся. Он узнал лицо непостижимого. Значит, исследования зашли в тупик…
– Пока не родится ученый, который сумеет понять загадки, сопряженные с примитивными способами стирки, дальше нам действительно не продвинуться.
– В высшей степени странно, – принцесса помедлила. Ей очень не хотелось сдаваться, но больше искать ответ было негде. – Что ж… Благодарю вас, мэтр Берли. Отец, вероятно, придет к вам с тем же вопросом. Конечно, я передам ему то, что вы рассказали, но он наверняка решит, что либо я, либо вы, либо многие поколения ученых что-то упустили…
Внезапно двери распахнулись, и – вот он, легок на помине! В зал быстрым шагом вошел король в сопровождении гостей: лорда Гризхолда с супругой, леди Петрус, множества придворных, пожилых кузенов и кузин, которых Беатрис даже не помнила по именам, и рослого темноглазого человека – барда лорда Гризхолда, несомненно, явившегося взглянуть на старинные инструменты. «А вот и я, – внезапно вспомнилось принцессе, – одетая как каменщик, в не стиранный со вчерашнего дня комбинезон, напоказ всему свету…»
Смех и порыв спрятаться в одном из шкафов мэтра Берли пришлось подавить. Прятаться все равно было поздно. Отец увидел над витринами ее лицо, а подойдя ближе, и все остальное, но даже не изменился в лице. Скорее всего, он, обладавший весьма широкими взглядами на необычные экспонаты, даже не заметил ее костюма. А вот леди Петрус заметила, да еще как – ее крашеные брови едва не спрыгнули со лба.
– Дорогая, – сказала она, мужественно чмокнув губами воздух над щекой Беатрис, – как необычно ты выглядишь!
– В самом деле? Я просто как раз отправляюсь копать.
– Копать… Да.
– У моей дочери необычные интересы, – поспешно заговорил король. – Она сама садится за руль, пересекает Стирл и большую часть дня пропадает под землей, а после возвращается домой – если нам посчастливится, с забытыми осколками самой истории. Вроде этого! – он выставил на всеобщее обозрение принесенный с собой медный диск. Пожилые кузены и кузины зашушукались. Лорд Гризхолд подался вперед, чтобы лучше видеть. – Твой дядя, – пояснил король для Беатрис, – тоже заинтересовался стариной.
– Да, пахари в моих полях постоянно откапывают разные разности, – пробормотал лорд.
Его бард тоже надолго задержал взгляд на диске, и Беатрис обнаружила, что, в свою очередь, надолго задержала взгляд на нем. Она не смогла бы так сразу сказать, каков он – необычайно красив или просто неотразим. Казалось, он занимает куда больше места, чем ему требуется. «Возможно, – подумала она, – в каком-то смысле он обитает во всем своем большом, ширококостном теле – даже в тех его уголках, о которых другие и не подозревают». Даже его длинные волосы, распущенные по последней принятой среди музыкантов моде, словно бы излучали черный свет, как шкура хорошо вычищенной лошади.