Сумерки хищников - Марк Леви

– Не подумайте, – уточнил он с юмором, – там, где оно практикуется, не женщин отделяют от мужчин, а мужчин – от женщин, чтобы они не теряли сосредоточения на молитве. А вы, очевидно, не еврейка.

– Никто не совершенен[4], – ответила она.

– Билли Уайлдер! – живо откликнулся тот. – Но что есть совершенство?.. Сложный вопрос. Прошу вас, садитесь! Вы здесь как туристка или хотели бы помолиться?

– Скорее побыть в безопасности, – искренне призналась она.

– Тогда места лучше вам не найти. Что случилось?

– Это долгая история.

Но раввин любил долгие истории, и совершенно по необъяснимой причине вопреки всякой логике Майя доверилась ему. Быть может, дело в его ауре, в лице, в добром взгляде… Часто ли нам доводится встречать людей, чья сердечность нас моментально подкупает? Майя, никогда в жизни ни в чем не исповедовавшаяся, излила ему все, вплоть до угрызений совести из-за того, что она оставила в беде тех, кто ей помог. Ей следовало вернуться, предупредить Йорама, чтобы тот отвел своих в безопасное место. Раввин смерил ее испытующим взглядом. А потом задал один-единственный вопрос – который, несмотря на кажущуюся простоту, изменил ее будущее. Почему она отправилась в это путешествие? «Когда человек оказывается там, где не должен был оказаться, это не может быть чистой случайностью», – добавил он. Тогда Майя достала из кармана фотографию, с которой не расставалась с момента отъезда из Парижа. И показала ему.

Как это ни странно, ответа на этот вопрос она не знает. Раввин попросил у нее разрешение изучить эту фотографию поближе. Он долго смотрел на портрет девочки, о чем-то размышляя, а потом вернул снимок Майе. И мягко сказал, что теперь все понял, и понял даже, почему она оказалась в его синагоге. Майя не поверила. Всего час назад она даже не знала о ее существовании.

– Зато Он знал о вас, – возразил раввин, помахав своей Торой. – Но давайте поговорим о главном: об акте передачи. Не ради этого ли все мы живем?

– Возможно. Не хочу вас обидеть, но я не понимаю, как это связано с тем, что со мной происходит.

– Теперь моя очередь кое-что вам рассказать. Эта история произошла во время одного из погромов, давным-давно, но я помню все, как будто это было вчера. Нацисты поджигали дома евреев, выламывали двери и окна и швыряли в них факелы. Полиция попустительствовала. Власти поощряли эти зверства, делая вид, что наводят порядок, и навязывая охранительные меры. Из жертв делали смутьянов, а из их палачей – праведников. Еще одна долгая история, до конца которой, увы, еще очень далеко… Пока наш дом не вспыхнул, как другие, наш отец взял нас за руки – маму и меня – и вывел на улицу, даже не дав нам ничего захватить с собой. Верхняя часть улицы уже превратилась в огромный костер, так что мы побежали вниз. Позади нас обезумевшие от ненависти люди преследовали тех, кто спасался от пламени. Варвары были уже совсем близко, нельзя было терять ни минуты. Но, когда мы поравнялись с какой-то хибарой, мой отец остановился и велел матери отвести меня в безопасное место. Она даже не попыталась возразить. Мы были ужасно напуганы, можете себе представить, каково нам было продолжать путь без него. Когда мы уходили, я оглянулся и увидел, как он пинком открывает дверь, перед которой остановился, входит внутрь и исчезает.

– Он погиб? – обеспокоенно спросила Майя.

– Разумеется, его уже нет на свете – ему сейчас было бы сто пять, – но в ту ужасную ночь он не умер. Мы с матерью спрятались у наших друзей-протестантов. Отец присоединился к нам немного погодя, он привел женщину и ее малышку. Это была вдова, одна из его клиенток. Он вспомнил ее адрес, когда шел мимо, потому что ему доводилось доставлять ей мешки угля. Вижу, что вы все еще не понимаете, к чему я веду. К одной фразе, произнесенной моим отцом. Я был очень сердит на него за то, что он оставил нас одних, и метал в него полные укоризны взгляды. Он наклонился ко мне и сказал: «Спаси одного ребенка – и спасешь все человечество». Вы ничем не могли помочь обитателям этого лагеря, как мой отец не мог спасти всех жителей нашего квартала. Но мне кажется, что вы можете определить будущее ребенка на этой фотографии. А пока оставайтесь здесь столько, сколько пожелаете. Я очень рад знакомству с вами.

Раввин двинулся прочь, но на оклик Майи тут же обернулся. Весь вид его выражал любопытство.

– Ребе, что побуждает мужчин преследовать женщин и детей? Подсказывает ли ваша вера вам хоть какое-то оправдание их варварству?

– Страх.

– Страх перед вами?

– Перед собой, перед тем, во что они превращались. Ненависть к нам давала им возможность забыться.

– Слова вашего отца вас успокоили?

– На самом деле я злился не на него, а на себя.

– Почему?

– Потому что я позволил страху завладеть мной. А он сумел его победить, войдя в тот дом.

И раввин удалился. Майя осталась сидеть на скамье и разглядывать снимок, который не выпускала из рук.

В назначенный Виталиком час она убрала фотографию в карман и вышла на улицу. У тротуара стоял темно-синий седан. Она подошла к нему, и сидевший за рулем мужчина жестом пригласил ее сесть.

На нем была безупречно белая рубашка, закатанные до локтей рукава обнажали сильные руки, темные от загара. На запястье Майя заметила простые и изящные часы; ногти аккуратно подстрижены, щегольская короткая бородка подчеркивает квадратную форму лица. Мужчина велел Майе открыть бардачок, и она не сумела скрыть удивления при виде содержимого.

– Наденьте парик и платок, – сказал он. – А паспорт положите в карман. На выезде из города будет полицейский кордон.

– А пистолет? – спросила Майя, не отводя глаз от «глока» 357-й модели, скрывавшегося в глубине бардачка.

– Он нам не понадобится, по крайней мере, я на это надеюсь. Я обещал отвезти вас в Стамбул любой ценой, – добавил он, широко улыбаясь.

– Стамбул? Но до границы всего пять километров!

– Простите, в Грецию вас не вывезти. С настоящими документами, может, и вышло бы… Не знаю, кто вам это посоветовал, глупая идея.

– Ну спасибо, вообще-то это была моя идея. Но у меня тогда был паспорт.

– И безукоризненная репутация? – поднял бровь водитель. – Прежде чем пытаться покинуть страну, вам придется немного потерпеть. Полиция вас ищет не только в окрестностях города. Единственное безопасное место – у меня дома, то есть в Стамбуле. Я говорил об этом Вите.

У Майи не оставалось иного выбора, кроме как последовать его указаниям. Она опустила защитный козырек и проверила в зеркальце, правильно ли лежат ее новые черные волосы, повязала платок, а потом открыла паспорт, чтобы затвердить урок. Теперь ее зовут Дерья Йылмаз.