Миллион за теорему! - Елена Липатова

* * *

В Галерею капитанов она выбралась только через три часа, лихо расправившись с собственным домашним заданием и исправив очередную дурацкую ошибку в работе Дона. Арон Кросс давно понял, что не тянет, и его задачи они атаковали всей компанией. Зато Коротыш оказался гордым и независимым. Всего один раз, когда до боя курантов оставались минуты, он позволил Бекки и Дону заглянуть в свой листок.

В Галерее капитанов было пусто. Каждое утро Бекки пробегала мимо этих стен, увешанных портретами молодых и совсем юных будущих математических светил. В первый день она остановилась, всмотрелась в несколько лиц, прочитала даты и перечень заслуг и титулов. А потом лица примелькались и стали частью интерьера.

Портреты в галерее следовали один за другим в хронологическом порядке. Бекки проскочила мимо вереницы мальчишек в старинных одеждах и задержалась около молодого человека с сияющими глазами, в котором с трудом узнала чудаковатого профессора, читавшего лекции на старших курсах.

А вот ещё одно очень знакомое лицо! Ярко-синие глаза, тёмные волосы, застенчивая улыбка… Голова слегка опущена и повёрнута в сторону, как будто парень стесняется и не хочет позировать. А может, он и не позировал вовсе? Слишком не по-парадному одет.

Бекки подошла поближе, пытаясь разобрать выцветшую надпись на табличке.

Парень на портрете был и похож, и не похож на неё. Во-первых, он был старше, взрослее, явно выше ростом и шире в плечах. А ещё эта застенчивая полуулыбка и мечтательные глаза… Непонятно, как въедливый Карл вообще умудрился заметить сходство!

Дверь скрипнула. Бекки испуганно отскочила от портрета и оглянулась.

– Я же говорил, вы очень похожи, – сказал Карл. – Просто у меня хорошая зрительная память.

Бекки кивнула, пожала плечами. Ну и что из того? Хорошо, что он запомнил портрет, а не девчонку из Волочка!

– Точно не родственники? – уточнил Карл, вглядываясь в изображение.

– Нет. А кто это?

– Один из капитанов. Говорят, подавал большие надежды. А потом что-то произошло. Рано погиб и ничего не успел. Жаль.

– А вот это кто? – заторопилась Бекки, тыча пальцем в первый попавшийся портрет на противоположной стене галереи.

– Да ты что?! – поднял брови Карл. – Не узнаёшь? Не думаю, что он успел так уж сильно измениться.

Из позолоченной рамки на неё смотрел нескладный подросток, весь состоящий из углов: острые плечи, острые локти, брови треугольниками… Стив!

Карл ещё что-то сказал, но Бекки застыла перед портретом и пропустила его слова мимо ушей.

– Конечно, если ты не хочешь… – по-своему истолковал её молчание Карл. – Жаль, конечно. Стив никому ещё не давал рекомендацию, а тут сам предложил.

– Какую рекомендацию?

– Проснись, Арон! Я же сказал: мы с Мартином приглашаем тебя кандидатом в матсборную. Нужны три рекомендации. Две даём мы с Краммером, а третью – Стив. Ну как? Согласен?

Бекки растерянно кивнула.

– Тогда ждём тебя завтра в клубе, сразу после курантов. Ах да… Ты же не знаешь код…

Карл оценивающе посмотрел на неё:

– Запоминай: один, один, два, три, пять, восемь… Ну и так далее. Всего десять чисел.

– Как-как? Один, один, два, три…

– Пять, восемь и так далее, – повторил Карл. – Механическое устройство на двери очень простое, просто крутишь колёсико с числами. Не забудь: чисел должно быть десять.

– Но тут всего шесть! Ты забыл назвать остальные четыре…

– А остальные ты должен найти сам, – отчеканил Карл. Он больше не улыбался, смотрел на Бекки со скукой, как будто она его в чём-то сильно разочаровала.

«Завтра» очень быстро превратилось в «сегодня». С утра зарядил дождь, и Марита заставила её надеть тёплые носки и другие ботинки. Старые ей были как раз по размеру, она к ним привыкла, а новые казались огромными.

– Никакие не огромные, – стукнула по низкому потолку кулачищами Марита. – БУМ! – Зато ноги сухими будут, ещё спасибо мне скажешь!

За две недели Вилли с Маритой стали для Бекки родными. Жили они небогато, в бревенчатой сторожке с крохотными слепыми окнами. Хозяйские хоромы дальних родственников оставались необитаемыми, но Бекки спала в чулане у приютивших её сторожей: она пугалась скрипов и шорохов, поселившихся в пустых комнатах роскошного особняка. Днём их не было слышно, а вот ночью… Дом как будто жаловался на одиночество и скрипел всеми своими ставнями и половицами.

Марита вставала затемно и варила ей на завтрак в чугунке картошку, пекла лепёшки или разогревала оставшийся от ужина суп. Вечером, перемыв миски и ложки, она ставила на стол керосиновую лампу, усаживалась в плетёное кресло и выжидательно смотрела на Бекки, предвкушая очередную историю о событиях минувшего дня. Так дети ждут продолжения полюбившейся сказки.

Вилли делал вид, что ему неинтересно, но слушал внимательно и даже задавал вопросы:

– Сколько, говоришь, этих жемчужин было? Восемь? Так-так-так…

Бекки хотела объяснить, как эта задача решается, но Вилли ухмыльнулся и с загадочным видом вышел в тёмную прихожую. Вернулся он с котомкой, которую всегда брал с собой на рынок.

– Вот, – сказал он, достав из котомки аптекарские весы с чашечками. – Я, конечно, в ваших академиях не обучен… А задачку твою каждый продавец на рынке решит, иначе прогорит. Потому что жульё одно кругом! Фальшивомонетчиков развелось столько – хоть караул кричи!

Вилли нахмурился и осуждающе посмотрел на Бекки с Маритой, как будто это они по ночам отпиливали от ободков настоящих монет кусочки и смешивали серебро с медью.

– Так что вот, – заключил Вилли и высыпал на стол горсть серебра. – Два взвешивания, говоришь? Ха!

Вилли отсчитал восемь монет, разделил их на три группы (три в одной, три в другой и две в третьей) и положил по три монетки на каждую чашку. Весы заколебались, и одна чашечка поползла вниз.

– Ну вот, видите? Проворонил! – расстроился Вилли.

При помощи ещё одного взвешивания он легко определил, какая из монет фальшивая, и отложил её в сторону.

– Дядя Вилли!.. – ахнула Бекки. – Да вы гений!

– Какой там гений! Жизнь не тому научит… Да что ж это я хотел показать-то? – задумался он, глядя на монетки. – Ах да! Вот, попробуй-ка ещё раз обнаружить фальшивку двумя взвешиваниями. Но только монеток – ну или там жемчужин! – будет не восемь, а девять.