Конец операции «Остайнзатц» - Геннадий Сергеевич Меркурьев

воспользоваться явкой в Лиде только тогда, когда этого потребует обстановка для выполнения задания по расшифровке вражеской операции. А товарищам в Лиде через Белорусский штаб партизанского движения посоветуйте изучить квартиру на Замковой на предмет налета на нее. Но только изучить, а не совершать налет! Подчеркните это!

- Я думаю, следует информировать и Минск о готовящейся немцами операции, товарищ генерал.

- Нам почти нечего им сообщить. Хотя проинформируйте их, что их данные подтверждаются из других источников, и попросите углубить работу в этом направлении. И последнее - сообщите белорусским товарищам, чтобы они держали под тщательным наблюдением всех тех, кто был указан в списке «железнодорожника». Возможно, им дана безличная связь - через тайники или через посредников в деревнях, где часто бывают партизаны и редко заглядывают немцы. И даже если они сейчас без связи, то не исключена возможность, что Эрлингер уже теперь, таким образом, оставляет у нас свои «консервы». Трогать сейчас этих людей не надо, но наблюдение за ними должно быть строжайшее.

- Слушаюсь, товарищ генерал!

Тулин вышел из кабинета и прошел к себе составлять шифровку Киселеву.

«ЗАКРЕПЛЯЙТЕСЬ НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ, НО ПОКА НИКАКИХ ДИВЕРСИЙ!»

Такой весенней грозы разведчики никогда не видели. Могучие стрелы молний, метавшихся по ночному небу, ударяли в землю с таким остервенением, а раскаты грома были такой силы, что казалось, землянка не выдержит напора стихии, но все обошлось благополучно, хотя все бойцы промокли буквально до нитки. Только когда солнце поднялось над лесом, Никонов принял из штаба партизанского отряда радиограмму Центра.

Киселев решил, что на работу в Скрибовцах устроятся четверо, а он и радист останутся в лесу. Такая расстановка сил давала большую выгоду с точки зрения ведения разведки. Четыре человека контролировали почти весь участок на линии Лида - Мосты. Киселев же оставался в лесу и не был связан никакой работой по «прикрытию». Он мог в любое время выйти на встречу с Жимерским, который, контактируя с разведчиками Киселева, получал от них донесения с результатами наблюдений. Имея же радиста в лесу, Киселев всегда мог связаться со штабом партизан по своей рации, передав через них данные в Центр, и тем же путем получить указания из Москвы.

Было еще одно немаловажное обстоятельство, которое нельзя было не учитывать. Кончались продукты питания, и Киселев по собственному опыту знал, что надежда на «авось», на «подножный корм» нередко приводила к срыву всей операции.

Действительно, представьте себе положение разведчика, находящегося в фашистском тылу без «железных» документов, вынужденного избегать лишних встреч с представителями гитлеровской администрации, военными и жандармскими патрулями, полицаями. Для него нет возможности зайти пообедать в столовую, ресторан или любую харчевню, которые были открыты на оккупированной территории в порядке поощрения захватчиками частной инициативы.

Часто можно было попасть в облаву или нарваться на очередную проверку документов.

К тому же все эти заведения были рассчитаны на самих оккупантов или лиц, сотрудничавших с ними. Цены там были весьма высоки, и даже разведчик, имевший надежные документы, должен был всегда тщательно продумать ответ на возможный вопрос: откуда у него появились солидные суммы оккупационных денег или рейхсмарок, дающие возможность посещать подобные заведения.

Разведчик мог купить себе продукты и на рынке, но там, как правило, процветала меновая торговля. Мало того, рынки находились под особо пристальным вниманием местной полиции, и появление здесь одного или двух неизвестных не прошло бы мимо внимания осведомителей гестапо.

Решение Центра весьма просто разрешало проблему питания. Работая на железной дороге и имея подлинные документы, разведчики могли теперь без страха появиться на базаре, обеспечив продуктами не только себя, но и тех, кто остался на болотном островке.

В тот же день капитан послал на связь с Жимерским Мишу Пролыгина. Тот встретился с начальником службы пути на одном из участков железной дороги, где велись ремонтные работы, и вместе с ним проехал на станцию. Жимерский поместил его в казарму, где жили рабочие-ремонтники, а сам занялся оформлением документов. По его представлению Габриш подписал кеннкарту и пропуск на линию Мосты - Лида новому рабочему.

С этими документами и письмом начальника службы пути Густава Жимерского Пролыгин приехал в Лиду и был оформлен на должность путевого обходчика на станции Скрибовцы. В участок Михаила входили семафор и выходная стрелка на самой станции, а также пять километров пути в сторону Поречан. В одном месте его участка через железнодорожную колею имелся неохраняемый переезд, на котором оставалась старая будка переездного сторожа. В ней в непогоду иногда задерживались солдаты, патрулирующие -путь.

С «разрешения» господина Густава Жимерского новый обходчик поселился в этой будке и стал приводить ее в порядок. Солдаты, заглядывавшие к нему, не догадывались, что Михаил, расчищая заброшенный погреб, обивая трухлявые бревенчатые стены будки фанерой, оборудовал несколько тайников, в которых можно было замаскировать и хранить взрывчатку и запалы.

Обходя свой участок, Пролыгин наметил наиболее благоприятные места для будущих возможных диверсий и стал составлять график прохождения по линии поездов на запад и на восток. На мысль о необходимости составления такого графика его навело рассуждение его предшественника - старика-обходчика, который решил оставить работу, как он говорил, «от старости» и уйти в деревню. Старик, видимо, учитывал приближение фронта и решил сменить место жительства, дабы потом вернувшиеся советские власти не взыскали с него за службу у фашистов. Мысль о том, что «красные» будут спрашивать с тех, кто сотрудничал с врагом, неоднократно звучала в рассуждениях старичка, когда он беседовал с Пролыгиным, передавая ему участок и немудреное имущество путевого обходчика.

Рассуждая о режиме работы на участке, старик сказал Мише, что раньше движение по участку было более оживленным, а в последние дни «захирело». «Немец стал ремонтировать участок, - рассуждал старик, - а это значит, что он придает ему важное значение».

Михаил решил записывать все проходящие поезда ежедневно, чтобы потом проанализировать, как изо дня в день изменяется грузопоток и количество эшелонов, проходящих по участку.

После того как Пролыгин побывал в Лиде, был окончательно оформлен на работу и приступил к ней на своем участке пути, «железнодорожник» на очередной встрече с Киселевым предложил устроить на работу на станции еще двух человек. Нужны были слесарь-водопроводчик и разнорабочий на ремонтные работы на путях. Капитан решил направить на место слесаря-водопроводчика Анатолия Кашина. Оформление на эту должность было связано с проверкой, а Кашин уже имел на руках подписанные Габришем документы, - это для него заказывал Киселев первую кенн-карту и пропуск у «железнодорожника». Работа слесарем-водопроводчиком на станции давала возможность