Омут - Лика Лонго

Около одного из домов в тени сидел старик. Он сложил руки на полном животе и важно оглядывал улицу. Я решительно зашагала к нему.

— Экскьюз ми! Ду ю ноу самсинг эбаут… м-м-м… пиплс фром зе си?[1]

О Боже, почему я заранее не продумала, как можно спросить о Морских у турков?

Мужчина безразлично пожал плечами.

— Ду ю спик инглиш?[2]— с надеждой уточнила я, но он лишь снова пожал плечами.

Я стояла на солнцепеке как дура. Вдруг занавеска, прикрывающая вход в дом, отодвинулась, и оттуда показалась голова пожилой женщины в темном платке, надвинутом почти до глаз. Она зашипела на меня. Перевод не требовался — ясное дело, мне предложили убираться прочь.

Я повернулась и зашагала вдоль домов, еле сдерживая слезы. Как мне узнать хоть что-то о Морских? В растерянности брела я по извилистым улочкам, стараясь держаться в тени — солнце вошло в зенит и палило немилосердно. Сколько улиц я прошла? Не знаю. То и дело из окна какого-нибудь домика высовывалась чья-то голова — иногда это были женщины, сразу же задергивающие шторки на окнах, иногда — маленькие дети, с любопытством оглядывающие меня с головы до ног. По сравнению с Измиром, где каждый второй говорит по-русски и английски и пытается тебе что-то продать, эта деревня выглядела закрытой общиной, где ненавидят чужаков. Правда, пару раз мужчины, широко улыбаясь, обращались ко мне по-турецки, но от них я шарахалась сама.

Хотелось пить, было жарко, сланцы уже натерли большой палец, а голова нестерпимо болела, и боль усиливалась при каждом шаге.

В одном из проулков из-за угла мне навстречу вдруг вышел огромный турок лет сорока, в засаленной рубахе и шароварах. Он схватил меня за руку выше локтя и громко и бессмысленно загоготал. Мне стало страшно.

— Ноу, ноу! — закричала я, пытаясь вырваться. Вспомнив чудодейственное заклинание, я заорала: — Туристик полис!

Однако на незнакомца мои крики совершенно не подействовали — он держал меня за руку, как пойманную птичку, и скалил великолепные белые зубы. Глаза у него были мутные, изо рта капала слюна. Я поняла, что это больной человек, и испугалась еще больше. Я лихорадочно соображала, что делать: позвать на помощь — но как, ведь я не знаю ни слова по-турецки? Попробовать вырваться хитростью? Или ждать, пока он сам меня отпустит? Пока эти мысли лихорадочно проносились в моей голове, мужчина перестал смеяться и угрожающе ощерился. Кажется, что-то во мне ему не понравилось. Он показывал пальцем на мои волосы и сердито мотал головой. Вдруг из двери соседнего дома показалась сердитая старуха в платке и длинном грязном халате. Она что-то крикнула, и я тут же почувствовала, как тиски на моей руке разжались. Турок отступил и, виновато опустив голову, пошел к старухе. Та начала визгливо отчитывать его, как маленького мальчика. Потом повернулась ко мне и что-то сказала, показывая пальцем на мою голову, потом на свой платок. Наверное, этот мужчина рассердился из-за того, что я без головного убора Я сообразила, что еще не видела здесь ни одной женщины без платка. Старуха указала огромному турку пальцем на дверь и что-то крикнула, он покорно пошел в дом, по-детски вжав голову в плечи. Я же рванула прочь и вздохнула свободно, лишь когда свернула на другую улицу. Навстречу мне шла девушка, с головы до ног укрытая темным хиджабом.

— Ай нид хелп! — бросилась я к ней. — Ай лост май френд, хи лив ин зе си![3]

Я буквально впилась глазами в лицо незнакомки. Но она лишь покачала головой, как бы говоря, что и рада помочь, но не понимает, о чем речь. В отчаянии я принялась показывать ей жестами — волна, море, понимаешь? Девушка улыбнулась и показала себе за спину.

— Спасибо! Сенк ю! — крикнула я и помчалась вниз по узкой улице.

Поворот, еще поворот — и вот передо мною лежит море. Море! Не веря своим глазам, я бросилась к кромке воды, сняла шлепки и зашла в волну по колено, наслаждаясь долгожданной прохладой. Я огляделась. Конечно, это не пляж у отеля. Весь берег усыпан высохшими темно-зелеными водорослями, принесенными прибоем, мелкая галька у кромки воды переходит в мягкий песок. Поблизости не было ни души.

Вокруг царила тишина, лишь со стороны деревни доносился лай собак и детский смех.

Я села на берегу, подперла руками подбородок и уставилась на морскую гладь. Я просидела так больше двух часов, каждую минуту надеясь, что из-за скал появится прекрасный силуэт Саймона. Ветер трепал брошенные рыбаками рваные сети, какие-то птицы иногда тревожно вскрикивали над головой. Никогда еще я так остро не чувствовала одиночества. Готовясь к поискам Саймона, я не подумала о том, смогу ли перенести свидание с морем. Боль оказалась слишком сильной, она буквально парализовала меня. Я понимала, что должна уйти с солнцепека, но не могла заставить себя пошевелиться. Красные круги медленно поплыли перед глазами, застилая собой вид моря. Внезапно стало холодно, я задрожала. И тут же ощутила страшную слабость и безразличие. Я легла на гальку и закрыла глаза. Красные пятна продолжали свое кружение, и я поняла, что улетаю вслед за ними…

— Э-эй! Э-эй! Э-эй! — повторял кто-то настойчиво. Потом я почувствовала, как в лицо мне плеснули водой, и нехотя открыла глаза. На меня пристально смотрела та самая девушка в хиджабе, которую я встретила по пути к морю. Увидев, что я пришла в себя, она улыбнулась и погрозила мне пальцем — дескать, что ты такое придумала? Я села и обнаружила, что футболка у меня насквозь мокрая. Девушка поняла мой взгляд и показала, как пригоршнями зачерпывала воду и поливала меня. Я догадалась, что получила тепловой удар.

— Э-эй! Э-эй! — опять настойчиво стала повторять девушка, жестами предлагая мне уйти с солнца. Я тяжело поднялась, и мы побрели обратно к деревне.

Незнакомка проводила меня до маленькой площади перед магазином. Там стоял старенький желтый драндулет с шашечками наверху. Девушка подошла к водителю, показала на меня и затараторила на турецком. Я приблизилась и пробормотала "Измир". Они оба одновременно закивали, показывая, что поняли. Водитель открыл передо мной дверцу. Но тут незнакомка в хиджабе потянула меня в сторону. Она взяла маленькую веточку и на пыльной дороге нарисовала женскую фигурку — треугольник платья, круглая голова. Потом рядом изобразила мужскую фигурку — ручки-ножки-голова. И сердце между ними. Повернулась ко мне, чтобы посмотреть, поняла ли я. Я кивнула, чувствуя, как от волнения становятся ватными ноги. Неужели она что-то знает о Саймоне? Я уставилась на нее во все глаза. Но девушка лишь рассмеялась и махнула рукой — дескать, знаю, что с тобой такое. Потом она озабоченно поднесла руку к моему лицу и отерла мне лоб светлым платком. Я увидела, что ткань в крови — видимо, я поранилась острым камешком, когда лежала. Незнакомка легонько хлопнула меня по руке и подтолкнула к автомобилю. Когда я села, она помахала мне рукой.