Девочки. Дневник матери - Фрида Вигдорова

— Сердце, живот и два бока.

* * *

Саша очень часто говорит о смерти, и это просто страшно. Как-то вечером, ложась спать, она плакала и приговаривала: «Зачем люди умирают? Живут, живут, а потом умирают. Вот Гуля Королева[27] умерла, Зоя [Космодемьянская. — А. Р.] умерла, Галин папа Шура умер. Мне жалко. Мне всех людей жалко, и чужих жалко — зачем они умирают?

* * *

Саша:

— Мама, как бабы-ягино отчество и фамилия?

* * *

— Мама, а почему ты не пошла на фронт?

— Потому что ты была маленькая!

— Тебе было жалко меня оставлять?

— Да.

— Но ведь были папа Шура и бабушка Оля?

— Но ведь тебя надо было кормить молоком, а оно было только у меня.

— Но ведь Ольга Львовна тоже женщина, у нее тоже есть грудь, почему же она меня не могла кормить молоком? Я думаю, что ты могла пойти на фронт. Немцев надо было всех убить. А ты ведь видишь, что их много живых осталось. [Всегда в таких случаях Ф. А объясняла девочкам либо про разницу между немцами и фашистами, либо что «нет плохих народов, а есть только плохие люди» и т. п. (См., например, запись от 13 мая 1945 года.) Но в дневничках свою реакцию нередко оставляла за кадром. — А. Р.]

* * *

Сегодня я ворчала на Нюру [Няня. — А. Р.]. Саша слушала с внимательным и строгим выражением лица. И сказала:

— Мама, тетя Нюра не для того к нам приехала, чтобы ее ругали. Я даже слушать не хочу.

Было мне после этих слов неловко и совестно.

1 января 47.

К детям приходил дед-Мороз. Саше он подарил кукольную кроватку. Нюра сшила перинку, подушки, простыню и одеяльце.

Гале пожалована фарфоровая кукла ростом в 50 см в пестром шелковом платье. В чулки были положены конфеты и мандаринка. Проснувшись поутру, Саша была подавлена всем увиденным. Галя отнеслась к подаркам более трезво, но тоже очень радовалась.

Сегодня девочки ходили на елку к Вове. Принесли мне оттуда яблоки, мандаринку и грецких орехов — мне приятно, что девочки про меня не забыли. Галя всегда делится со мной всем, чем бы ее ни угостили. Саша — только тогда, когда ей кто-нибудь напомнит. Но если Шура ее угощает, она всегда спрашивает:

— А маме?

* * *

Пожелания учительнице:

«Дорогая Евгения Карловна! Поздравляю Вас с Новым и счастливым годом! Желаю Вам долго и счастливо жить и работать. Дорогая Евгения Карловна, я учусь уже в 3-й школе, а такой как Вы учительницы не встречала! Еще раз желаю Вам долгой и счастливой жизни».

* * *

Сейчас Галя проснулась и стала полусонным голосом излагать, что было у Вовы на елке:

— Понимаешь, Вова нарядился дедом-морозом, пришел с бородой, с палкой и стал держать речь — о чем бы ты думала?! О том, как надо слушаться старших, не противоречить им, помогать! Одна тетя даже спросила его: «А сам-то ты, дедушка, выполняешь всё это?» Он не ответил, конечно. А Саша вела себя так: только сели за стол, она хвать большой кусок сыра с тарелки, надкусила и бросила обратно! Я, конечно, выудила этот сыр и положила ей на тарелку и заставила съесть.

* * *

Способ разговаривать у Гали вырабатывается Шурин — раскинский. Она говорит: «Я сжала губы и с победоносным видом посмотрела вокруг». Употребляет причастные и деепричастные обороты, длинные периоды со всякими там «который», «несмотря на то…» и пр.

4 января 47.

На днях Галя сказала:

— Знаешь, мама, я все-таки не верю в то, что папу убили. Я когда иду по улице, то вглядываюсь в лица встречных военных — думаю, вдруг он?

* * *

Няня Нюра читает «Ад» Данте. Со страхом спрашивает меня:

— Фрида Абрамовна, это все правда, что здесь написано?

* * *

Я говорю Саше:

— Если папа спросит, где я, скажи: пошла погулять.

Саша:

— А на самом деле?

6 января 47.

Саша читает книги с карандашом в руках и исправно ставит две точки в словах «елка», «еще». А в словах «его», «никого» — меняет «г» на «в»:

— Это ошибка в книге, — говорит она. — Надо писать «ево», а не «его», что такое «его» — это неправильно!

* * *

На елке вела себя препохабно. Пыталась отколотить каждого, кто прежде ее отгадывал загадку. Вопила: «Не хочу картошки, хочу мяса!» и без спроса брала себе из вазы мандарины.

15 января 47.

Шура заподозрил Сашу в том, что она откусила кусочек от его конфеты.

— Я не кусала! — кричала Саша, пылая благородным негодованием. — Я не кусала! Разве я могу так ровно откусить? Если б я говорила неправду, я покраснела бы! А я не покраснела! И я не могла бы так ровно откусить! И я бы покраснела! А я не покраснела!

* * *

На днях, отпуская ее гулять с Соней Ф., я говорила Саше:

— Только, пожалуйста, ничего не клянчи у тети Сони. Дай слово, что не будешь ничего просить.

— Даю честное слово.

— И мандаринки не будешь просить?

— Не буду!

— И если увидишь воздушные шары — не будешь?

— Не буду.

Потом Соня рассказывала: идут они по улице, навстречу продавец с мандаринами. Саша отвернулась и произнесла: «Ну их к черту, эти мандарины!»

24 января 47.

Галя:

— Саша, кого ты любишь больше всех на свете?

Саша:

— Папы нет, поэтому можно сказать — маму! А ты кого?

— Маму и папу.

— Какого папу?

— Своего.

— Но ведь твой папа… не буду говорить, а то ты заплачешь. А моего папу Шуру, который тебе вместо папы, — ты любишь?

— Люблю.

Мама Фрида (слева), когда ей было 10 лет.

2 февраля 47.

Был у Саши в гостях двоюродный брат Вика (2 года 9 месяцев). Она хватала его за руки, за ноги, за голову, словно хотела убедиться — настоящий ли он. Смотрела на него внимательно, с любопытством, заявила, между прочим, что у него «не мужчинское имя». Потом вдруг спросила:

— А как выходят замуж?