Самая темная дорога - Гай Гэвриэл Кей

На нее нахлынул страх, еще более острый, чем во сне. То, что было тогда лишь предвидением и поэтому чем-то пока отдаленным, теперь находилось здесь, над ней. И время пришло.

Ким повернулась к лестнице. Стараясь говорить ровным голосом, понимая, как опасно было бы выказать свой страх, она сказала:

— Можешь спуститься, если хочешь. Я тебя ждала.

Молчание. Сердце ее гремело, как гром, как барабан. На мгновение она снова увидела пропасть, мост, дорогу. Потом на лестнице послышались шаги.

И вошел Дариен.

Она его никогда прежде не видела. Ей пришлось пережить мгновение ужасного ощущения несовместимости представлений с действительностью, это было основным впечатлением. Они ничего не знала о том, что произошло на поляне у Древа Жизни. Он должен был быть ребенком, хотя в глубине души она знала, что он не ребенок, не мог им быть. Во сне он предстал перед ней лишь туманной фигурой, с размытыми контурами, именем, которое она узнала в Торонто еще до его рождения. Она знала его через ауру имени и еще по одной примете, которая сильнее всего внушала ей страх: у него были красные глаза.

Теперь глаза его были голубыми, и он казался очень юным, хотя должен был быть еще моложе. Намного моложе. Но ребенок Дженнифер, родившийся меньше года назад, стоял перед ней, и его глаза беспокойно метались по комнате, и выглядел он как обычный пятнадцатилетний мальчик, если только обычный пятнадцатилетний мальчик может быть таким красивым, как этот, и обладать такой скрытой внутренней силой.

— Откуда ты узнала, что я здесь? — внезапно спросил он. Его голос звучал хрипло, словно он давно им не пользовался.

Она попыталась приказать сердцу биться помедленнее; ей необходимо сохранять спокойствие, необходимы все ее умственные способности, чтобы справиться с этим.

— Я тебя услышала, — ответила она.

— Я старался не шуметь.

Ей удалось улыбнуться.

— Ты и не шумел. У меня очень хороший слух. Твоя мать обычно будила меня, когда приходила поздно вечером, как бы она ни старалась не шуметь.

Его взгляд на секунду задержался на ней.

— Ты знаешь мою мать?

— Я знаю ее очень хорошо. И очень ее люблю.

Он сделал пару шагов в глубину комнаты, но остался между ней и лестницей. Она не была уверена, почему: чтобы оставить для себя путь к отступлению или чтобы перекрыть ей выход. Он снова огляделся по сторонам.

— Я не знал, что здесь есть эта комната.

Мышцы на ее спине окаменели от напряжения.

— Она принадлежала женщине, которая жила здесь до тебя, — сказала Ким.

— Почему? — с вызовом спросил он. — Кто она была? Почему эта комната под землей? — Он был одет в свитер, штаны и светло-коричневые сапоги. Свитер был коричневый, слишком теплый для лета и слишком велик для него. Она поняла, что это, наверное, свитер Финна. Как и все остальные вещи. У нее пересохло во рту, и она провела языком по губам.

— Она была очень мудрой женщиной и в этой комнате хранила много любимых вещей, поэтому она держала эту комнату в тайне, чтобы их сберечь. — Венец лежал у Ким в руке, тонкий и изящный, он почти ничего не весил, и все же казалось, что держит она всю тяжесть миров.

— Каких вещей? — спросил Дариен.

И теперь время их действительно настигло.

— Вот, — ответила Ким, протягивая ему Венец. — Это для тебя, Дариен. Он был предназначен для тебя. Это Венец Лизен. — Голос ее слегка дрожал. Она помолчала. Он тоже молчал и смотрел на нее в ожидании. Она сказала: — Это Свет против Тьмы.

Голос изменил ей. Высокие, героические слова прозвучали в маленькой комнате и утонули в молчании.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Дариен. Его опущенные руки сжались в кулаки. Он сделал еще шаг вперед. — Ты знаешь, кто мой отец?

Это было так ужасно. Но она видела это во сне. Венец принадлежал ему. Она кивнула.

— Знаю, — шепнула она. И так как ей показалось, что она услышала в его голосе почтение, а не вызов, она сказала: — И я знаю, что твоя мать оказалась сильнее его. — Этого она на самом деле не знала, но это была, молитва, надежда, проблеск света, за который на держалась. — Он хотел, чтобы она умерла, чтобы ты не родился.

Дариен отошел на тот единственный шаг, на который перед этим приблизился. Потом коротко рассмеялся, одиноким, ужасным смехом.

— Этого я не знал, — сказал он. — Кернан спросил почему мне позволили остаться в живых. Я слышал. Кажется, все с этим согласны. — Его кулаки судорожно сжимались и разжимались.

— Не все, — ответила Ким. — Не все, Дариен. Твоя мать хотела, чтобы ты родился. Очень хотела. — Ей нужно быть осторожной. Это имело такое огромное значение. — Пол — Пуйл, тот, кто жил с тобой здесь, он рисковал жизнью, охраняя ее, и привел ее в дом Ваэ в ту ночь, когда ты родился.

Выражение лица Дариена изменилось, словно он захлопнул перед ней дверь.

— Он спал на кровати Финна, — обвиняющим тоном произнес он.

Она ничего не ответила. Что она могла сказать?

— Дай его мне, — произнес он.

Что ей оставалось делать? Все это казалось таким неизбежным теперь, когда время пришло. Кто, кроме этого ребенка, должен пройти по Самой Темной Дороге? Он уже вступил на нее. Никому другому не дано испытать столь глубокого одиночества, никто другой не может таить в себе столь абсолютную угрозу.

Безмолвно, потому что никакие слова не могли соответствовать этому моменту, она шагнула вперед с Венцом в руках. Он инстинктивно отпрянул, поднял руку для удара. Но потом опустил ее, стоял очень неподвижно и терпел, пока она надевала Венец ему на голову.

Он даже не сравнялся с ней ростом. Ей не пришлось тянуться вверх. Легко было пристроить золотой ободок на его золотистых волосах и застегнуть изящную застежку. Это было легко; она видела это во сне — это свершилось.

И в то мгновение, когда щелкнула застежка, свет Венца погас.

У него вырвался крик, полный боли вопль без слов. В комнате вдруг стало темно, ее освещал лишь красный свет Бальрата, который все еще горел, и слабый свет, проникающий по лестнице из комнаты наверху.

Потом у Дариена вырвался новый звук, на этот раз смех. Не растерянный смех, как раньше, а резкий, скрипучий, неуправляемый.

— Мой? — воскликнул он. — Свет против Тьмы? Дура! Как может сын Ракота Могрима носить такой Свет? Как он может сиять для меня?

Ким зажала рот обеими ладонями. В его голосе было столько неприкрытого страдания… Потом он сорвался с места, и ужас охватил Ким. Этот ужас разрастался, он уже перешел все известные ей пределы, потому что при свете Камня Войны она увидела, как его глаза вспыхнули красным. Он слегка махнул рукой, не более, но она ощутила этот жест как удар, поваливший ее на землю. Он рванулся мимо нее к шкафчику на стене.