Живым не брать - Сергей Соболев

– Вот только не вздумайте! Я… не знаю, что я с вами тогда сделаю!

Дольникова мигом поднялась на ноги. В бессильной ярости пнула ногой «шконку». Как бы ей хотелось вырваться отсюда наружу! Опять болезненно заныло в груди, а следом пришло чувство безысходности.

Когда встала в полный рост, то выяснилось, что потолок в камере невысокий. Привстав на цыпочки или слегка подпрыгнув, она могла бы свободно коснуться пальцами прутьев решетки.

Ну и что из того? Чтобы поднять решетку, нужно вначале отпереть увесистый амбарный замок. У кого хранится ключ от замка? Понятно, у кого. У «замка».

Надо же, какой невеселый каламбурчик получается.

– Не ори! – шикнул на нее сверху боец. – Услышать могут! Если «замок» или его кореша вызнают, что я тут базарил с тобой, будет… полный амбец! А они могут в любой момент нарисоваться!

Дольникова горестно вздохнула. Уселась обратно на свои тюремные нары, пригорюнилась, обхватив голову руками.

На какое-то время повисла тишина, показалось даже, что визитер ушел, но вскоре сверху вновь донесся простуженный голос:

– Эй, снайперша… Анна Сергеевна! Слышь, че говорю!

– Что тебе еще надо?! Вали отсюда, сосунок! Чем ты лучше своего замкомвзвода? Ух, как вы мне все осточертели…

– Да ладно тебе… Я пропитание принес. Колбаса, хлеб, яблоки… А за сына не боись. Я его не трону. И пацаны наши в принципе нормальные, не гады какие-нибудь… «Деды», конечно, малость того, отмороженные… Держи «сухпай»! Если что-то останется, огрызки, к примеру, то на пол не бросай! Завернешь обратно в газету и передашь мне! Ну что же вы?! Ешьте давайте скорей! Если меня застукают за таким делом, то башку на раз открутят!

Анна решила, что объявлять голодовку в ее положении – дело не только бессмысленное, но глупое и даже вредное. К тому же этот простуженный боец, кажется, неплохой, в сущности, парнишка и уж точно не такой гад, как некоторые его сослуживцы.

Видя, что солдат изрядно нервничает и переживает, она в темпе перекусила, после чего сложила объедки в газетный лист, а сам сверток вложила в руку, которую парень просунул сквозь прутья решетки. Запила трапезу водой, затем передала полупустую пластиковую бутыль обратно «на волю».

– Хотел угостить тебя сигаретой, но как-то боязно, – сказал визитер. – Унюхают запах, догадаются, что здесь кто-то был…

Хотя парень этот был таким же тюремщиком, как и те, что сунули Дольникову в зиндан, она почему-то прониклась к нему симпатией. Появилась даже надежда: а вдруг он согласится ей помочь?

– Послушай, друг… – В голосе молодой женщины звучали и просительные нотки, и нотки надежды. – Пойми, я никого не убивала. Если у тебя есть совесть, в конце концов, ты обязан это сделать… Выпусти меня отсюда, миленький?! Я за тебя всю жизнь буду богу молиться…

Сверху послышался скрежет: боец взялся вернуть на место тяжелый ящик, который загораживал сверху решетку и пролаз, ведущий в зиндан.

– Че я, дурак? – донесся сверху его приглушенный голос. – Тебя выпусти, а потом жди от тебя же награду, типа «кавказский крест». Не-а, ничего не выйдет! Вот ежели летеха проспится… Короче, не дергайся пока! И не вздумай «дедам» меня заложить…

Внешние шумы разом стихли. Дольникову вновь окружила непроницаемая темень. Как никогда раньше, ее угнетало сейчас чувство одиночества.

Иван – очень умный. Не по годам смышленый мальчик, а искусству выживания у него могли бы поучиться иные взрослые.

Он не дался в руки вэвэшникам. Правильно сделал, что так поступил, ибо ничего хорошего от них не дождался бы.

Но гораздо важнее другое. Важнее – для Дольниковой. Если верить на слово недавнему «посетителю», то Иван все это время кружит где-то неподалеку. Он мог бы не делать этого. Мог бы сбежать куда-нибудь, скрыться в неизвестном направлении. Но он не отходит далеко от «блока», хотя не может не понимать: никто с ним в детские игры играть здесь не собирается.

Он ее не бросил. Вот о чем она должна сейчас думать. И вот что обязана ценить в первую голову.

Ну а с остальными делами Анна Дольникова уж как-нибудь и сама разберется.

Двое рослых крепких мужчин в армейском камуфляже без знаков отличия, миновав склад ГСМ и боепитания, направились к приземистому строению из светлого силикатного кирпича, в котором ныне помещался разведотдел Северной группировки.

Тем сотрудникам, что устроили намедни вселенский шухер в самом центре Джохара, начальство отвалило от своих щедрот по два выходных дня. Увеселительных заведений в федеральной Ханкале нет ни одного, жизнь и без того здесь довольно нескучная. Покидать пределы базы гэрэушникам категорически запрещено – не курортные места. А потому «рэлакс» осуществляется по известному сценарию: вначале выспаться как следует и привести себя в божеский вид. Черкнуть письмецо близким или позвонить, воспользовавшись блатом у связистов; а то и видеоролик удастся передать своим через кого-нибудь из знакомых ребят из «Воен-ТВ»; потом в кругу товарищей можно расслабиться водочкой под обильную закусь, после чего завалиться на койку по-новому, чтобы к указанному начальством сроку быть свежим как огурчик.

Бушмину удалось осуществить только первую часть из этой нехитрой, в общем-то, программы. Проспал он без малого десять часов. Только выбрался из кунга, чтобы ополоснуть мятую, сонную рожу, как навстречу ему «подполковник Сергеев».

– Нужна твоя голова, – сказал Шувалов довольно загадочно. – Одна голова хорошо, а две сообразят быстрее.

– Надеюсь, не отдельно от туловища? – мрачно пошутил Андрей. – Михалыч, может, Рейнджа поднимем? Тогда у нас будет целых три головы.

– Это будет перебор, – усмехнулся Шувалов, но потом его лицо приняло озабоченный вид. – Дело прежде всего касается добытых тобою сведений и гм… некоторых субъектов, с которыми ты тоже успел познакомиться.

Они бок о бок шагали в направлении разведотдела. Причем Бушмин по ходу дела жевал бутерброд с ветчиной – не успел позавтракать, поэтому решил подкрепиться по дороге, – запивая минералкой из небольшой пластиковой бутылки, а начальник тем временем вводил его в курс последних событий и новостей.

– Четвертый час кряду валандаемся с этим субчиком, – сообщил Шувалов. – И в принципе, можно сказать, что раскололи, если и не по всем направлениям, то по той теме, что конкретно меня волнует… Это ты, Андрей, его «стрелкой» зарядил? Оч-чень грамотно поступил! Мало того что он до сих пор «плавает», так еще и не может толком врубиться, где он, что с ним и почему старые побратимы, можно сказать, кунаки, вдруг так на него обозлились.

Бушмин сам с трудом въехал, о чем идет речь. Ну да, о том самом «языке», которого они на пару с Черепом перенесли в клювике из Джохара в Ханкалу. Затея эта была довольно сомнительного свойства, он даже подозревал, что получит от руководства по данному факту нешуточный раздолбон, но, как выясняется, расклад все же выдался в его пользу.