Не тихий Тихий океан - Сергей Альбертович Протасов

Параллельно готовились латать повреждения обшивки в носу, полученные при неудачной заводке буксира. Для этого под форштевнем поставили баржу и нарастили ее лесами, которые обтянули парусиной, чтобы иметь возможность работать и ночью, не выдавая позицию светом. Пенек, оставшийся от бушприта, удалили, а разъехавшуюся от его смещения палубу готовились временно заделать деревом.

В течение всего светлого времени суток в пятнадцати метрах от правого борта сооружали защитный бон из поставленных на становые якоря небольших деревянных судов, соединенных его же якорной цепью. Уже к ночи таким образом смогли отгородить калеку от потенциальной угрозы со стороны пролива. На всех посудинах, использованных для этого, срубили мачты, разобрали надстройки и фальшборт, а с обоих бортов свесили сколоченные из получившихся материалов решетчатые щиты, утяжеленные дополнительными грузилами и уходившие в воду в общей сложности метров на девять. Никаких более основательных средств защиты у Небогатова уже не осталось, а таинственные ночные взрывы сильно тревожили руководство отряда.

Кроме пассивной защиты за тот же короткий срок начали заметно усиливать и активную. Поскольку на новом месте предстояло маячить не менее месяца, сразу развернулись основательно. На палубе везде, где можно, разместили сухопутные станки для больших осветительных ракет и четыре дополнительных прожектора, а на надстройках ставили найденные в запасниках малокалиберные скорострелки. Собственные пушки с левого борта начали откручивать с фундаментов, предполагая в ближайшие дни разместить их на освободившейся корме, а боезапас из погребов левого борта начали перегружать на правый, чтобы ближе было таскать. Планировалось еще максимально прикрыть подручными средствами оставшиеся действующими и вновь поставленные орудия и пути подачи боезапаса к ним, но уже не успели.

К ночи основные работы прекратили, даже не начав приборки. Людям, дошедшим до предела выносливости, остро требовался отдых. Едва стало ясно, что тонуть «Днепр» теперь не собирается, по приказу командира подали по чарке к ужину и сыграли отбой. Оставили все как было, побросав буквально на полпути. Спать валились кто где стоял.

Всюду лежали принятые, но еще не использованные материалы для временного ремонта и довооружения, загромождавшие палубы, коридоры и трапы. Даже снаряды, что не поместились в правобортных погребах, так же как и запас ракет, временно складировали прямо на палубе по левому борту, смотревшему в залив и считавшемуся безопасным. А ящики с патронами к мелким пушкам вообще оставили в надстройках, так и не придумав до ночи, где их будет удобнее хранить. Из самих этих пушек до боеготового состояния довели только три.

Командовавший допработами поручик Берсон с «Наварина», видя такое дело, расставил к пушкам своих людей, тоже уставших, но выглядевших чуть лучше. На всякий случай решили натаскать побольше снарядов. Хоть имевшиеся под его командой комендоры обслуживали до того только обуховские шестидюймовки, надеялись, что разберутся, и переночевать в своей базе удастся без эксцессов. Однако ошибались. Да и беспорядок в палубах, как выяснилось уже через несколько часов, оказался большой ошибкой.

В ночь с 18-го на 19 октября состоялась очередная массированная атака японских миноносцев и вспомогательных крейсеров на Цугару. Она оказалась неожиданной, поскольку считалось, что превентивными вылазками к югу от Цугару удалось заставить противника отказаться от активных действий на этом направлении.

Несмотря на все заграждения и мощную артиллерию кораблей и береговых батарей, ее итогом стал подрыв двух судов в самом порту. Причем совсем свежий трофей «Инаба-мару», к счастью пустой, затонул. А «Арабию» успели вытянуть на мелководье и притопить. Но пароход, груженный углем и машинным маслом, все равно полностью выгорел.

Кроме того, «Днепр», оказавшийся в эпицентре японских атак с самого начала, был дополнительно тяжело поврежден. После разрушения несколькими торпедными попаданиями периметра противоторпедной защиты, одной из следующих самоходных мин разнесло баржу вместе с лесами и проделало большую пробоину в носу, вызвав серьезные затопления. После чего очередная торпеда угодила в шхуны из остатков бона, прижатые течением к самому борту, вызвав дополнительные повреждения, что привело к быстрому затоплению угольных ям второй кочегарки по правому борту. В самой кочегарке оказались поврежденными паровые магистрали и питательные насосы, что сделало невозможным ее дальнейшее использование.

Вдобавок досталось от своей же «Арабии». Дело в том, что в носовой части борт транспорта торчал заметно выше «клюнувшей» палубы «Днепра» и словил серию перелетных попаданий, прилетевших из пролива. Из-за этого загорелось машинное масло, принятое с подбитого аэростатоносца, расфасованное в бочки, но еще не убранное в трюмы. А когда пароход получил под киль и свою торпеду, его еще приложило всем бортом об соседа, помяв обшивку и вызвав дополнительные течи у обоих. Пожар на полупустой, обесточенной «Арабии» быстро разрастался и скоро перекинулся на крейсер. А тушить мешали разбросанные штабеля брусьев и досок, также загоревшиеся. От жара начали взрываться ракеты и 47-миллиметровые патроны, сложенные в надстройках, а потом несколько раз нехило рвануло на шлюпочной, в эмигрантской и на палубах.

К рассвету «Днепр» имел крен вправо в 23 градуса, хорошо заметный дифферент на нос и продолжал гореть и погружаться. Все динамо-машины вышли из строя, котлы не действовали, так что воду откачивали только вручную и средствами подошедших судов. Днем его удалось отбуксировать на мелководье у японского кладбища и посадить на мель, избежав полного затопления. Пожар погас сам собой к вечеру.

В течение двух последующих суток продолжалась борьба за живучесть, но все глубже садившийся в воду корпус получил новые пробоины от камней, продавивших обшивку, что привело к затоплению еще и первого котельного отделения, а затем и к полной потере плавучести. В конце концов он лег на грунт, уйдя кормой под воду.

Отправленные на рассвете для поиска противника в проливе и его окрестностях «Урал», «Амур» и «Сунгари» видели только дымы японских кораблей, отходивших на юг вдоль тихоокеанского побережья Хонсю. Догнать их до того, как они пересекли свои дозорные линии, не удалось. А ввязываться в бой с многочисленными вспомогательными крейсерами и их усилением Небогатов категорически запретил, поэтому преследователи вернулись ни с чем.

Но опознать обидчиков все же удалось. Дозорный трофейный «Мару» у мыса Сириязаки смог остаться незамеченным и пересчитать удиравшие корабли противника. Ими оказались восемь четырехтрубных истребителей и один двухтрубный, два больших 150-тонных миноносца и четыре вспомогательных крейсера.

В столь «объемном» докладе командира дозорного парохода усомнились, так как по данным разведки у японцев оставалось лишь шесть боеспособных истребителей, но проверить его было нечем. Отправляя рапорт о прошедшем бое во Владивосток, исправлять ничего не стали.

Глава 9

После завершения эвакуации