Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иные аудиальные акценты у еще одной части двора – “кармана” с баскетбольной площадкой. Это место огорожено решеткой, закрыто от улицы корпусом дома, а от шумной площадки его отделяют турники, деревья и асфальтовая дорожка. Лавочек здесь нет – потому посторонние не гремят бутылками и не горланят песни далеко за полночь (для этого используется вышеупомянутая беседка). Большую часть времени площадка пустует, но от спокойствия не остается и следа во время визитов юных спортсменов-любителей: каждый матч сопровождается криками – играющих и болельщиков, стуком мяча – о землю и о решетку. Тогда эпицентр звуковой активности двора смещается именно сюда – игроков и “сочувствующих” слышно не только рядом и с балконов, но и на детской площадке.
Фрагментированной оказывается не только звуковая аура двора, но и ее восприятие жильцами. Для тех, чьи окна смотрят во двор, аудиальное пространство устроено сложнее – на дворовые звуки накладываются или “все равно пробиваются” (Инф. 2) шум грузового проспекта или объявления и перестукивания составов с железнодорожного вокзала, в то время как остальные жильцы дома о звуках двора могут и не догадываться, поскольку их заглушает улица: “И милицию вызывали? – Тебе там ничего не слышно” (Инф. 2) (проживающему в комнате с окнами на оживленный перекресток). Контраст дворового спокойствия отмечается по отношению не только к проезжей части, но и к квартире: “Вот за угол дома заходишь – и тишина, а в квартиру заходишь – и уже все пошло, вот та дорога” (Екатерина, 25 лет, далее в тексте – Инф. 5). И все-таки иногда сам двор тоже нарушает безмятежность смежных территорий, хотя шанс (или риск) услышать звуки из двора вовне существует, как правило, лишь у тех, кто находится в аналогичном сравнительно тихом и аудиально чувствительном пространстве: “Трансформатор из соседнего двора гудит в нашем” (Инф. 3).
Слышать, слушать и быть на слуху
Двор становится медиатором особого рода, соединяющим между собой квартиры и дома.
Сам акт слушания становится для жильцов дома специальным социальным действием в рамках различных социальных практик. Акустические миры двора то возникают в качестве побочных эффектов (там, где посажены плодовые деревья, слышен шелест листвы, а детская площадка для игр неизбежно станет очагом интенсивного многоголосья), то создаются целенаправленно, как это бывает, когда жильцы выносят во двор магнитолу, то обнаруживаются где-то между допущением и надеждой – например, на то, что с вездесущими воробьями в новый скворечник прилетит и несколько певчих пернатых. Иногда в придании домашнего уюта и благозвучия двору жильцы проявляют изобретательность: по их задумке, вывешенные за окно китайские колокольчики, колеблемые ветром, дополняют его шум своим мелодичным звоном. Ранним утром этот перезвон можно слышать отчетливо, и спешащие на работу жильцы близлежащих подъездов стараются пройти рядом.
В условиях, содействующих тому, чтобы “шум и звуки двора слышали все обитатели дворовой части дома”[143], жители сталкиваются с неизбежной аудиальной коммунальностью. Иногда это происходит поверх желаний и протестов: “Один вот здесь практиковал на верхнем этаже… в этом нет необходимости, во двор выставлять, достаточно ему здесь в комнату себе включить колонки, это ему самому уже будет по голове” (Инф. 2); становится причиной дискомфорта: “В общежитии там в какой-то из комнат открыто окно… рыдает, орет, просто захлебывается ребенок… я у себя в комнате не могу нормально находиться”, порождая не то сопротивление, не то вмешательство (“ну я пошла через двор в это общежитие” – Инф. 2).
Жильцы дома не остаются равнодушными к аудиальному наполнению двора, порой относясь к нему аффективно: “Ребята играют… и из-за этих звуков прям вот чувствуется, что двор живет” (Инф. 2). Мир дворовых звуков наделяется смыслами и значениями, жители устанавливают тождественность между профилем двора и характером его аудиальности. Так, отдельный звуковой раздражитель может опознаваться в качестве индикатора общей запущенности: “Двор, конечно, запущен ‹…› какой двор – такие и звуки… ну вот вспомни качели эти старые скрипучие” (Инф. 2) – а удивительная бесшумность пункта милиции приводится в подтверждение законопослушности местного контингента. Неясное происхождение звука может становиться предметом домыслов: в нашем случае загадочные ночные выстрелы приписывались то военной части, расположенной неподалеку, то выясняющим отношения криминальным элементам. В рассказах о звуках, наполняющих двор, есть место оценке и пристрастности невольных слушателей: “Там есть в какой-то комнате девушка, у нее совершенно нет слуха, но она упорно поет караоке… ну как завоет, как завоет на весь двор!” (Инф. 2).
Прозрачное звуковое пространство двора становится не только областью неизбежного и напряженного “слышания”, но и особо внимательного и чуткого вслушивания. Родители устанавливают опосредованный контроль за детьми, играющими во дворе, посредством мониторинга доносящихся со двора звуков: “Я своего сразу, у меня когда балкон открытый, я своего определю, когда он орет и как он орет: просто он орет там в игре или он орет – ему больно, он упал” (Инф. 2), обнаруживая особое слуховое чутье: “И вдруг звук какой-то такой «бух», знаешь, так «шлеп!», и такой вот, знаешь, как кряк – и я в этом кряке узнала своего сына” (Инф. 2).
Двор то по случаю, то намеренно используется как удобный канал коммуникации – как сугубо звуковой, так и производной от нее. Местные энтузиасты устраивают здесь дискотеки, а меломаны демонстрируют возможности стереосистем или проводят сеансы (мнимого) музыкального воспитания, как герой следующей истории: “Так вот, однажды, когда они особенно достали меня своими криками и безладной игрой на расстроенной гитаре, я сам вышел во двор и сказал ‹…›: “Ребята, ‹…› хотите, я вам нормальную человеческую музыку послушать поставлю?!” ‹…› Я открыл настежь окно, выставил наружу две мощные акустические колонки и вставил в лоток CD-Rom-a мощные записи бессмертной группы Scorpions. Подростки притихли, а затем… тихо прибалдели от этой чудесной музыки!”[144]
“Дворовые” зачастую лишь рады тому, что двор не молчит: они с удовольствием внимают профессиональному музицированию: “Так это красиво – эти звуки рояля во дворе” (Инф. 1) – время от времени не только смотрят, но и слушают спортивные соревнования: “Вот иногда я выйду на балкон и вот болею, интересно, и они ж там кричат, прям «А!», и оно прям заряжает такой энергетикой” (Инф. 2).
Попадание в поле всеобщего слуха – не только цель и следствие, но и риск, особенно на удалении от улицы. В районе уже знакомой нам спортплощадки привлекает внимание каждый стук каблуков, а затишье в жаркий полдень периодически нарушается звонком чьего-то стоящего на подоконнике телефона и обеспокоенным “Алло!”. Если окна неосторожно забывают закрыть, то последующее содержание телефонного разговора становится достоянием невольных слушателей.
Двор и ритм
Двор подчас становится местом для нескольких параллельно происходящих действий, и тогда его разномастные “оркестранты” зачастую порождают звук несогласованно, перебивая друг друга и создавая общую звуковую нестройность.