Любовь по договоренности - Светлана Лубенец

– Вижу, вы призадумались, – донеслись до меня слова Златы.

– Призадумаешься тут… – совсем севшим голосом произнесла я, а потом вдруг в мозгу просветлело. Да мало ли что способна придумать влюбленная женщина, которую бросили ради другой. Видимо, игра ума отразилась на моем лице, потому что Злата вдруг расстегнула сумочку и вытащила из нее карту беременной женщины.

– Вот, можете удостовериться в том, что я говорю правду, – сказала она, – я сама узнала об этом только на прошлой неделе. Срок небольшой, но женщины ведь вынашивают детей всего девять месяцев, а не полтора года. Так что мы с Георгием успеем… Вы понимает меня? Он получит и ребенка, и шпагу.

– Но Георгий же не любит вас… – только и сумела выдавить я.

– Этого вы знать не можете! – На данном программном заявлении Злата решила закончить разговор, встала и гордо покинула стоматологию. Я продолжала сидеть в кресле, стыдливо пряча ноги под столик. Почему-то малиновую опушку тапочек я сейчас особенно не хотела видеть. В ней было что-то до щемления в груди домашнее, беззащитное. Возможно, когда я вытащу ноги из-под столика, вместо веселых, подрагивающих при каждом шаге пушинок на тапочках окажется лишь квелая, увядшая трава… Вот уже и дымчато-розовый халатик заметно поблек, перестал шелковисто блестеть. В этом зубном кабинете с неуместным для такого заведения названием «Гарда» все зыбко и обманно. Здесь даже воздух тлетворен. Я задыхаюсь… Щеки горят… Надо быстрей бежать отсюда, пока совсем не потемнело в глазах.

Да, я нахожусь в своей квартире и продолжаю писать роман. О женщине с разбитым сердцем, то есть о себе. Сколько раз я описывала переживания обманутых жен и любовниц, но, разумеется, не могла даже предположить, насколько правдиво это у меня получается. Теперь все мои книжки мне же кажутся ложью, ложью, ЛОЖЬЮ!!! То, что гнездится внутри меня, не поддается никакому описанию. Будто какое-то мерзкое животное без устали вгрызается во внутренности. Я ощущаю почти физическую боль. Постоянную: то дергающую, то нудно сосущую. Вот видите, я пытаюсь описать это с беспристрастностью ученого, который ставит опыт на собственной персоне. Любовный вирус, который я внедрила в свой организм, ведет разрушительную работу. Я ни в чем не виню Георгия. Я сама захотела любви и бросилась в новые отношения, как с обрыва, даже не удосужившись проверить, есть ли под этим обрывом вода, которая хоть как-то может спасти при падении. Я все же умею плавать. Но под моим обрывом оказались лишь злые острые камни.

Вы спросите: разве можно так сильно влюбиться за каких-нибудь несколько дней? Отвечу: нет ничего невозможного, если этого сильно пожелать. Мне же так хотелось воспарить над своей прежней жизнью – над коконом из одеяла, над горой написанных мною и никому особенно не нужных романов, над крашеным песцом, над равнодушием мужа, – что я могла бы поверить даже настоящей Синей Бороде, а не то что расчетливому Георгию Далматову. И потом, кто может определить точно, сколько времени надо, чтобы влюбиться, полюбить… Да и где та грань перехода влюбленности в любовь? О том, что есть первое, а что второе, часто дискутируют в Интернете. Мнения самые разные. Какие-то я мысленно поддерживала, другие брала под сомнение. Теперь я четко знаю одно: по части любовных переживаний у каждого свое мерило, чужим аршином ничего не измерить, чужим мозгом не просчитать. Именно потому, несмотря на все, я могу твердо сказать: я люблю Георгия Далматова, но задавлю чувство к нему в себе, чего бы мне это ни стоило!

А еще я могу отомстить! Вот возьму и выйду замуж за Богдана Далматова. Конечно, у Златы уже есть карта беременной женщины, а у меня пока нет, но ее ведь можно заработать. Пыльное ложе Вадькиной одалиски всегда к моим услугам. Впрочем, Бо наверняка может мне предложить и что-нибудь более симпатичное. И тогда новая интрига украсит мой роман! Да, но что потом делать с Бо? Я же не люблю его… Да, ну и что? Разве Георгий задумывался о моей судьбе, когда шел на свой дьявольский обман? Вот и я не буду задумываться! Я лишу старшего Далматова драгоценной шпаги! А Бо, возможно, и полюблю, как отца моего нового ребенка. Ребенка? А что? Это сейчас я его не хочу, а когда он начнет шевелиться в моем животе – все, мы сделаемся единым целым и неразделимым. Рожавшей женщине ли того не знать!

Когда я уже совсем вознамерилась включить мобильник и позвонить Бо, в голове у меня вдруг птицами забились вопросы:

1. Каким образом Марина узнала о завещании?

2. Зачем рассказала о нем Злате? О чем они договорились?

3. Не являюсь ли я безмозглой пешкой в чужой игре за наследство?

Однако телефон не стал ждать, пока я в собственном мозгу «разложу по файлам» все возникающие вопросы, а разразился все той же композицией «Битлз». Разумеется, звонил Георгий. С ним все же надо было объясниться.

– Настя!! Что случилось?! Куда ты делась?! – прокричал он так громко, что мне пришлось даже слегка отодвинуть трубку от уха.

Я решила не тянуть кота за хвост и сразу спросила:

– Про ребенка и драгоценную шпагу – правда?

Некоторое время трубка молчала, а потом голос Георгия произнес:

– Это не совсем так, как ты наверняка подумала, но… правда…

– Что мне и надо было узнать. Прощай, милый! – заявила я и тут же внесла номер телефона Далматова-старшего в черный список. Теперь Георгий нежелательный абонент. Персона нон грата для моего мобильного.

Сразу после этого раззвонился стационарный телефон. Поскольку Георгий его номера не знал, я сняла трубку и произнесла стандартное «алло». Честно говоря, я надеялась, что звонит муж, с которым тоже надо было наконец решить насущные вопросы. Но беседовать со мной никто не захотел, трубка запищала зуммером. Я взялась за мобильник, чтобы позвонить мужу, раз уж его вспомнила, но тут послышался скрежет ключа в замке входной двери. Ни у кого, кроме мужа и, разумеется, Люки, ключей от нашей квартиры не было. Поскольку дочь не могла сорваться домой в середине учебного года, сейчас должен явиться муж. Он и явился. Видимо, звонил с лестничной клетки.

Он прошел в комнату в уличных башмаках, чего за ним никогда не водилось, а потому выдавало душевный раздрай.

– Я хотел взять кое-какие вещи, – проговорил муж, – но могу и не брать.

Я не очень поняла, что он имел в виду, а потому решила начать подробный допрос:

– Ты звонил на стационар?

– Да.

– Зачем звонил, если уже был на пороге?

– Сам не знаю… Так… Думал, уйду, если ты вдруг дома. Но вот не ушел…

– Что означало это «могу и не брать»? Мне твои вещи не нужны. Да и вообще, квартира общая, ты в ней такой же хозяин, как и я.

– Я имел в виду… ну… словом, может быть, ты уже… нагулялась… и я тогда могу остаться…

Муж, который всегда поглядывал на меня свысока, сейчас словно сжался и уменьшился в размерах. Не могу сказать, что это мне понравилось, хотя и было прямым следствием моих же действий. Мужчина ни при каких обстоятельствах не должен сжиматься и выглядеть поверженным.