Роковые шпильки - Шерил Дж. Андерсон

– Можешь, радость моя. Завтра в полдень, – Кэссиди издала довольный густой смешок, который я нахожу очень милым и заразительным, но только не в тех случаях, когда смеются надо мной. Наверняка я выглядела по–идиотски, что еще сильнее развеселило Кэссиди.

Я вопросительно посмотрела на Трисию – сияя, как заботливая мать, она показала на Кэссиди:

– Это она сделала, не я.

– Сделала что?..

– Устроила тебе встречу с Гарреттом. Каждый кусочек китайской еды, которую я только что проглотила, плюс несколько жизненно важных органов бешено закувыркались у меня в животе. Гарретт Вилсон. Редактор отдела в «Манхэттене». Человек, известный как создатель – и разрушитель – многих великих карьер. Работающий в журнале, который умеет смешивать интеллект с гламуром – причем так мастерски, что выигрывают оба направления, правда, второе несколько больше, чем первое. Это было бы идеальное издание для публикации очерка об убийстве Тедди, но мне никогда и в голову не пришло бы туда соваться. И теперь, когда Кэссиди совершила чудо, открывающее такую возможность, я не была уверена, что справлюсь.

– Пару недель назад, когда я сидела рядом с ним на очередном сборище по поводу Первой поправки[59], я настояла на том, чтобы он держал руку на своем бедре, а не на моем, а он в ответ настоял на том, чтобы я взяла его карточку. Я решила, что хоть кто–то должен от этого выиграть, и позвонила ему. – Кэссиди вышла из–за стола и направилась ко мне, размахивая палочками для еды. – И это обойдется тебе всего–навсего в одну порцию утки по–сычуаньски.

Она насадила на палочку кусок упомянутой утки из стоявшей позади меня картонки и вернулась за свой стол.

– Не знаю, что и сказать, – я была искренне тронута, но знала, что Кэссиди терпеть не может излишней эмоциональности.

– Боже. Давайте просто посидим и насладимся моментом, – Кэссиди подмигнула мне и набросилась на утку.

А у меня вдруг начался приступ паники.

– Я же не могу ему сказать, что считаю убийцей Ивонн. Я никому не могу этого сказать. Пока что.

Кэссиди покачала головой:

– Нажимай на то, что статья будет о самом процессе расследования, а не о том, кто убийца. То, что к моменту выхода статьи ты сможешь назвать имя настоящего убийцы – еще один замечательный бонус.

– А кому ты собираешься рассказать про Ивонн? – очень ровным тоном спросила Трисия.

Трисия умеет разговаривать в эдакой отстраненно–неосуждающей манере, которая сразу заставляет понять, что вы шагаете по тонкому льду, и пожелать, чтобы лучше уж она прямиком высказала все, как есть, и назвала вас идиотом. Вежливо и с любовью. Очень помогает.

Разумеется, я понимала, к чему она клонит.

– Никому. До тех пор, пока я не выясню хоть что–нибудь. Пока что у меня есть только подозрение.

– И еще украденный ключ, – прежде чем мы приступили к еде, я успела показать им фотографию и ключ. Слово «Маартен» не вызвало у них никаких ассоциаций, кроме карибских фантазий, и они согласились, что, похоже, снимок сделан в «Ритц–Карлтон». Но, возможно, ключ мог оказаться… ключом. Кэссиди задумчиво побарабанила пальцами по щеке:

– Как ты думаешь, что этот ключ отпирает?

– Пояс целомудрия Ивонн? – предположила Трисия.

Я покачала головой:

– Не настолько уж он древний, – подруги хихикнули, а я выудила ключ из кармана и, сдвинув в сторону газеты и журналы, положила его на кофейный столик, чтобы им обеим было видно. – На нем слишком мало бороздок для замка от банковского сейфа или даже для обычного висячего.

Трисия потянулась к ключу, и Кэссиди сделала резкое движение, как будто собиралась ее шлепнуть по изящной ручке.

– Осторожнее! Хватит того, что наша Агата Кристи уже оставила на нем свои отпечатки.

Черт, я об этом не подумала. Мало того, что я стащила улику, я еще и испортила ее. При условии, что ключ является уликой. При условии, что я права в своей теории насчет Ивонн. При условии, что я еще не зашла слишком далеко. Но сейчас мне было не до того, чтобы обо всем этом думать, поэтому я просто сказала:

– Проклятье.

– Ничего страшного, мы это уладим. У тебя есть оправдание – Хелен поручила тебе перебрать и упаковать его вещи, и так далее, и тому подобное. Но, знаешь ли, с этого момента, пожалуйста, будь поосторожнее, – предупредила Кэссиди.

Я оценила местоимение «мы». Не то чтобы я хотела втянуть кого–то из них в неприятности. При условии, что я уже предвидела эти неприятности. При условии, что – ладно, неважно, это мы уже проходили.

Трисия склонилась над ключом, всячески подчеркивая, что до него не дотрагивается.

– Знаешь, что мне это напоминает?

– То, как ты уткнулась носом в стол, напоминает мне колледж, но думаю, ты не это имела в виду, – признала Кэссиди.

Трисия выпрямилась, не сводя глаз с ключа.

– Ты не все знаешь, Кэссиди. Многое, но не все.

Мы с Кэссиди обменялись понимающими взглядами, заметив которые, Трисия фыркнула.

– Сейчас мы узнаем все секреты.

– Моя музыкальная шкатулка, – настаивала Трисия.

– Ты держишь в ней кокаин? – не желала сдаваться Кэссиди. – Надо же, а мы никогда в нее не заглядывали.

Трисия, игнорируя Кэссиди, которую это только еще больше развеселило, обратилась ко мне:

– Когда я была маленькой, у меня была музыкальная шкатулка из очень красивого полированного ореха. Отец привез мне ее из Вены.

– И ты заводила ее похожим ключом?

– Нет, но в ней был выдвижной ящичек для сувениров, который открывался очень похожим ключиком.

На минуту мы все замерли, разглядывая ключ, но мне в голову не пришло ничего, кроме сцены из «Алисы в стране чудес», где Алиса не может достать ключ со стола, потому что делается то чересчур маленькой, откусывая пирог, то чересчур большой, отпивая напиток. Или наоборот? И, как поет Грейс Слик[60]в песне «Белый Кролик», «одна пилюля делает тебя большой, другая – маленькой, а та, что дает тебе мамочка – вообще не действует». Вот уж воистину, «Съешь меня». Кажется, я уже провалилась в кроличью нору?

– Значит, Тедди подарил Ивонн шкатулку? – рискнула я.

– Или что–то ценное, чтобы хранить в ее шкатулке, – сказала Кэссиди.

– Должно быть что–то очень ценное, чтобы ради этого она решилась его убить, – продолжила Трисия.

– Чтобы Тедди не достался никому другому, – предположила я.