Дом с золотой дверью - Элоди Харпер

Феба и Лаиса теснятся у бассейна. Потрясение от продажи уступило на их лицах место тревоге.

— Вы, наверное, голодны, — обращается к ним Амара.

Девушки неуверенно переглядываются. Феба облизывает губы.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — с сильным акцентом отвечает она на латыни. — Нам бы только воды.

— Глупости! — ласково возражает Виктория. — Вас же морили голодом. Пойдемте. Марта даст вам поесть. Хотите хлеба? А сыра?

Виктория уводит флейтисток в сад, развлекая их непринужденной болтовней. Амара, тронутая добротой подруги, смотрит им вслед.

— Отлично, — говорит Друзилла, когда троица почти исчезает из виду. — Им ведь вместе работать.

— Останешься что-нибудь съесть? — спрашивает Амара.

— Мне пора домой, — качает головой Друзилла. — Я обещала Примусу, что проведу с ним время. — Она нежно целует Амару в щеку. — Сообщи мне потом, во сколько тебе обходится их еда и одежда. Мы вычтем эти затраты из суммы покупки. Чтобы все было честно.

— Конечно, — кивает Амара. — Поцелуй от меня сына.

Друзилла через атриум направляется к Иосифу, который ждет ее у дверей, стоя рядом с Ювентусом. Они уходят, и Амара остается с Британникой.

— Ты, должно быть, тоже проголодалась, — говорит Амара, смутившись, что не подумала об этом раньше.

Британника пожимает плечами.

— Если я тебе больше не нужна.

— Иди поешь, — отвечает Амара. — Я скоро присоединюсь к вам в саду, только переговорю с Ювентусом.

Привратник пожирает глазами тело приближающейся Амары. Побывав в борделе, увидев, с каких низов поднялась его госпожа, и услышав, как презрительно к ней обращается Парис, Ювентус начал глазеть на нее в открытую, но все-таки вел себя недостаточно нагло, чтобы получить замечание. Да и что Амара могла ему сказать? Благонравная женщина даже и не заметила бы этот похотливый взгляд. Амара останавливается чуть поодаль, жалея, что оказалась с Ювентусом наедине.

— Когда вернется Филос? — спрашивает она.

— У них с господином до вечера дела, — причмокивает губами Ювентус.

— Когда он придет, передай ему, что он мне нужен.

Ювентус пристально смотрит на Амару, и в глазах его явно читается, что еще совсем недавно дело не ограничилось бы одним только взглядом. Он смог бы заплатить ей за услуги.

— Как пожелаешь, госпожа.

Амара и Филос по закоулкам пробираются к дому Корнелия. Скоро наступят сумерки, и на дома легли последние оранжевые отсветы. В воздухе стоит прохлада. Некоторые торговцы уже готовятся к закрытию магазинов, занося выставленные на тротуаре кувшины и корзины обратно в лавки. В харчевне, где Марта часто покупает ужин, полно народу: посетители толпятся у ярко-желтого прилавка в надежде заполучить последнюю порцию горячей похлебки.

Филос явно устал. Амара думала, что он снова попытается заговорить с ней о Руфусе, но, видимо, эта его затея столько раз потерпела неудачу, что он решил от нее отказаться. Амару одновременно наполняют облегчение и разочарование.

— Что скажешь о Фебе и Лаисе? — спрашивает она, когда они с Филосом довольно далеко ушли от дома и теперь идут рядом.

— Я видел их всего пару минут. Но уверен, что вы с Друзиллой сделали правильный выбор.

Мимо во весь опор проносится уличный торговец, обвешанный корзинами, в которых позвякивают горшки и миски. Амаре и Филосу приходится вжаться в стену. Филос выставляет одну руку вперед, чтобы защитить Амару от царапин и ссадин. Амара знает, что так должен поступать всякий раб: издавна повелось, что рабы жертвуют своим удобством ради господ. Вот только во взгляде Филоса читается скорее дружеское чувство.

— Тебя не задели? — спрашивает он.

Филос опустил руку, но они по-прежнему стоят очень близко друг к другу. Амара невольно хватает его за руку, наполовину скрытую складками ее плаща.

— Нет, — отвечает она, — не задели. Спасибо.

Филос так крепко пожимает руку Амары в ответ, что на мгновение ей кажется, будто он ее уже не отпустит. Его большой палец скользит по ее запястью достаточно медленно, чтобы стало понятно: это не случайность. Затем Филос выпускает руку Амары и отстраняется. Они молча продолжают свой путь, не глядя друг на друга. Филос держал ладонь Амары всего пару секунд — торговец едва успел промчаться, — но ей кажется, будто время замерло.

— Так странно было смотреть на невольничий рынок с другой стороны. — Сердце Амары бьется так сильно, что она даже не задумывается о том, что говорит, или о том, почему ей вдруг понадобилось поделиться сокровенным. — Феликс купил меня не здесь, в Поццуоли, и этот рынок в гавани снится мне до сих пор. Мне снится, как поступают люди, когда считают тебя пустым местом. Когда они знают, что ты ничто.

— Судьба избавила меня от этого испытания, — отвечает Филос. — Меня продали лишь однажды, да и то частным образом.

— Это очень жестоко. А теперь я и сама поступила так с другими людьми.

Филос первый смотрит на Амару.

— Мы просто делаем все возможное, чтобы выжить. Ни ты, ни Друзилла не станете мучить рабынь. Не будь тебя, их купил бы кто-нибудь еще.

— Я пытаюсь себя в этом убедить.

— И это правильно. Только дураки считают, что жизнь — это пьеса, в которой есть надежда остаться верным добродетели.

Филос улыбается, будто его слова — это не более чем шутка, но и он, и Амара знают, о ком идет речь: о любителе театра Руфусе.

Амара улыбается в ответ, но не решается отдать должное остроте в адрес патрона.

— Полагаю, я не прошу от Фебы или Лаисы того, через что прошла сама. Да и Эгнаций меня никогда не обижал. Он, можно сказать, дружил со мной и Дидоной.

— Каково тебе будет увидеться с ним вновь?

Амара вспоминает их последнюю встречу с Эгнацием, его густо накрашенное лицо, растянутое улыбкой, его нежные прикосновения к волосам Дидоны, в которые он вставлял розы. Дидона всегда нравилась ему больше других. Эти воспоминания навевают на Амару легкую грусть.

— Не знаю, — отвечает она.

Двери, ведущие в дом Корнелия, вдвое превосходят рост Амары и кажутся гораздо выше остальных дверей на улице. На темный тротуар выбивается луч света. Филос с Амарой идут мимо главного входа. Амара ведет своего спутника к небольшой двери в проулке — через нее можно попасть в дом, не привлекая лишнего внимания. Привратник в измазанном жиром фартуке впускает Амару и Филоса в слабо освещенную комнату, а сам уходит за Эгнацием. Амара наблюдает за Филосом, который с любопытством разглядывает фрески на стенах: нимфы убегают от кентавров. В доме Корнелия сложно найти хоть одну утонченную деталь.