Стрелок. Путь в Туркестан - Иван Оченков

– Но армия не приняла нашу разработку на вооружение.

– Зато флот принял. И если генерал сумеет настоять на своём, а энергии ему не занимать, то ему придадут морскую батарею. Вот только кто бы научил их правильной тактике…

– Натаскать несколько расчетов не так уж и сложно. Пусть пришлют офицера и несколько матросов на завод, я им быстро всё объясню, покажу и дам попробовать.

– Статского никто и слушать не станет.

– Куда ты клонишь? – насторожился Дмитрий.

– К тому, что Путилов прав. Тебе не помешало бы поступить на службу и получить офицерский чин.

– И зачем мне это? – скривился Будищев, с трудом удержавшись от упоминания болезни, именуемой в народе почечуем[33].

– Ну, во-первых, это повысит твой статус. Быть личным дворянином всяко лучше, чем мещанином, или даже купцом. Во-вторых, мы устроим тебя в пулеметную команду, где ты сам сможешь все контролировать, от обучения комендоров, до обслуживания митральез.

– А в-третьих будет?

– Отчего же нет, – улыбнулся инженер и показал на Гесю. – Полагаю, Гедвиге Генриховне будет весьма приятно стать женой офицера.

– Боюсь, что я равнодушна к этой категории мужчин, – рассмеялась модистка. – Хотя, должна признать, что Дмитрию очень идет форма!

– А если война? – встревожилась Стеша.

– Степанида Акимовна, помилуйте! – благодушно улыбнулся Владимир Степанович. – Ну, какая война? К тому же, если она и случится, не дай бог, конечно, то Дмитрия Николаевича все равно призовут. Но только нижним чином, а не офицером.

– Божезбавь! – шутливо перекрестился Будищев.

– Господа, – смущенно прервал их метрдотель. – Вам просили передать.

– Что там ещё?

– Шампанского-с.

– Что?!

– Простите великодушно, – служитель перешел на шепот: – Господа офицеры из соседнего кабинета заприметили ваших барышень, да и велели прислать.

– Я полагал, что у вас приличное заведение, – нахмурился Барановский.

– Не извольте гневаться, а только мы люди подневольные…

– Что происходит? – встревожились гости.

– Да так, – криво усмехнувшись, пробурчал Дмитрий, незаметно расстегивая сюртук. – Кое-кому зубы жмут!

– Господа, честь имею рекомендоваться! – развязно представился появившийся вслед за метрдотелем юный офицер в красной венгерке и с бокалом в руке. – Лейб-гвардии Гусарского полка корнет Бриллинг.

– Что вам угодно, милостивый государь?

– Мне угодно выразить восхищение красотой ваших дам!

С этими словами он изобразил лёгкий поклон и опрокинул в себя содержимое бокала. После чего ещё раз нахально осклабился и хотел было уйти, но его остановил издевательский голос Дмитрия.

– Рановато пришел, убогий. Вот поедим, тогда и подберешь, что останется.

– Что?!

– Да ты ещё и глухой?

– Ах ты, купчишка, да я тебя…

– Пошел вон!

Разъяренный офицер сначала побледнел, затем покраснел, машинально схватился за левый бок, но, не обнаружив сабли, смешался, а пока он терял время, появилось новое действующее лицо – невысокий господин, раскрасневшийся от мороза, во фраке и с орденом святого Станислава на шейной ленте.

– Великодушно прошу простить за опоздание, господа, раньше никак не получилось! – улыбаясь сказал Путилов, приглаживая немного растрепавшиеся виски.

– Штрафную его превосходительству! – обрадовался его приходу Барановский.

– С удовольствием! – не стал отказываться фабрикант и вопросительно посмотрел на гусара.

– Корнет уже уходит, – пояснил инженер.

Появление хоть и статского, но все-таки генерала, вернуло Бриллинга в реальность. Затевать ссору при столь высокопоставленном лице было глупо, а потому он поспешил откланяться.

– Честь имею, господа, – звякнул шпорами офицер, не забыв добавить со значением: – Надеюсь, мы ещё встретимся!

Будищев в ответ только помахал ему рукой, дескать, ступай, пока не наваляли, но, поскольку все были заняты Путиловым, это мало кто заметил.

– Я только что от великого князя Константина Николаевича, – рассказывал Николай Иванович. – До него дошли слухи о вашем изобретении, и, полагаю, вас обоих скоро ждет аудиенция у его императорского высочества.

– Прекрасная новость! – с воодушевлением воскликнул инженер.

– Точно в кондукторы произведут, – буркнул Дмитрий.

– Очень жалею, что не успел на ваш доклад, – продолжал Путилов. – Вы, Дмитрий Николаевич обладаете живым и образным языком, особенно когда не употребляете ваших словечек.

– Каких словечек? – переспросил сидящий рядом с ним ректор университета. – Сегодня господин Будищев ничего такого говорил!

– Ну и зря, – захохотал фабрикант. – Иногда и профессуре нехудо узнать, на каком языке разговаривают мастеровые!

– Вон вы про что. Нет, это, пожалуй, лишнее. И если многоуважаемый господин изобретатель сумеет и впредь обходиться без них, то я бы предложил ему прочитать несколько лекций на нашем факультете.

– Что?! – изумился Дмитрий, настолько дикой ему показалась эта мысль.

– Отчего же нет? Язык у вас, как совершенно справедливо отметил Николай Иванович, весьма живой и образный. Фантазия тоже богатая. Я полагаю, студентам было бы полезно услышать ваши идеи о перспективах развития гальванического дела. Я, разумеется, имею в виду техническую сторону дела.

– А какую же ещё?

– Видите ли, – помялся ученый муж, тщательно подбирая слова, – некоторые лекторы, говоря о будущем, пытаются декларировать идеи о неких новациях в государственном и социальном устройстве общества…

– Пропаганду ведут? – назвал вещи своими именами Будищев.

– Можно сказать и так. Но вы, надеюсь, не принадлежите к их числу?

– Нет. Но могу рассказать вашим студентам о службе нижних чинов в армии, чтобы знали, куда попадают неблагонадежные…

– Это тоже лишнее! – решительно отказался ректор и вопросительно взглянул на своего собеседника. – Ну как?

– Спасибо, конечно, но какой из меня лектор…

– Пятьдесят рублей за час!

– Твою…

– Что, простите?

– Согласен!

– Тогда предлагаю тост. За новое слово в науке!

Предложение было принято как нельзя более своевременно, поскольку официант подал, наконец, французский суп-пюре с гренками, под который благовоспитанным господам не грех и водочки. Гости оживились и снова стали поздравлять компаньонов с удачным дебютом, делать комплименты дамам, одновременно отдавая должное искусству поваров. За первой переменой блюд последовала вторая, затем третья, за ними было сладкое…