Однажды, в давние времена… - Сиратори Каору

качестве фонарика использовать, давно хотела попробовать. На Востоке их раньше специально для этого ловили, чтобы читать при их свете или работать, как у нас при лучине. Потому так и считается — насчёт трудолюбия. У японцев вокруг светлячков вообще что-то вроде культа, экскурсии даже устраивают на них полюбоваться.

— Ну вот и любовалась бы — кто ж не даёт… — проворчал Андрей, запихивая в щель под приоткрытой крышкой первую жертву. — Всё равно ж они у тебя сдохнут скоро.

— Не сдохнут, я их потом на волю выпущу, через день или два. Ты лови, лови, не отвлекайся. А то поздно уже.

— А вот если бы кое-кто помог, дело б быстрее пошло. Раза в два примерно.

— Да понимаешь, — словно извиняясь, призналась Катя, — я и сама наловила бы, но мне их трогать противно. Это ведь они только светятся когда, такие красивые. А так — всё равно что тараканы. Ну а тебе не привыкать: сам рассказывал, какую только пакость в детстве не ловил. Работай, короче, не ленись. В следующий раз спорить со мной не будешь.

— Пора, — Катя заметила, что часть танцующих потянулась уже в сторону кинотеатра. — А то все хорошие места займут.

Но зрителей оказалось мало, большая часть поднимающихся амфитеатром скамей так и осталась пустовать.

— Что-то людей совсем нет, — с сомнением в голосе отметил Андрей. — Похоже, так себе фильмец, даром что забугорный.

— Может, из-за того, что «до шестнадцати»? Многие ведь с детьми здесь…

Они забрались повыше, почти под самую кабинку оператора. Можно шептаться без помех и ноги на переднюю скамью положить… Катя пару раз ударила кедами друг о дружку, пошевелила носочками, с удовольствием глядя на свои ровненькие стройные коленки…

И что б там другие ни думали, ей фильм понравился сразу, с первых же кадров. Каким-то своим особым, эпатажным юмором. И ещё — музыкой… Вот бы пластинку с песнями выпустили…

Едва держась на ногах, вернувшийся с «вечерушки» Трэвис с трудом втащил в свой номер ящик виски… «Майкл…» Он обалдело уставился пьяными глазами на лежащую в его постели хозяйку гостиницы. «Миссис Болл?..» Внезапно Катю захлестнуло забытое уже чувство мучительного подросткового стыда. Как будто и правда вернулась на шесть лет назад — когда, краснея, впервые протянула свой новенький паспорт в окошечко кассы кинотеатра… Сшитые специально к этой поездке шорты показались вдруг неприлично короткими. Ещё и ноги выставила… А убрать сейчас — только больше внимания привлечь… Она боялась шевельнуть головой, чтобы не встретиться случайно глазами…

Сцена кончилась. «Мистер Трэвис…» — поманил Майкла двумя пальцами сосед…

— Хочу такой! — восторженно прошептал у неё над ухом Андрей при виде подаренного герою сверкающего золотой нитью костюма.

Как будто и не было перед этим ничего… Может, для мальчиков это в порядке вещей? Или наоборот, от смущения, чтобы она не заметила?..

— У нас тряпок таких не продают, а сшить-то, чего…

— Ты б смогла?

— Ну, с выкройкой, конечно, повозиться пришлось бы. Костюм — не юбка. Но вообще, швея-мотористка — не самая умственная работа в мире.

Хотя подумать если, вполне могла бы и швеёй-мотористкой стать. Сложись жизнь чуть иначе. В учителя ведь тоже не собиралась… Плывёт по течению — точно как этот Майкл Трэвис — и лишь воображает, что всё у неё в руках. А на самом-то деле, что от неё зависит? Что зависело от дедушки, когда его за вторую корову раскулачили? Или от мамы — когда она заболела?.. Понятно, почему сегодня так мало пришло: какая это, к чёрту, комедия… Грустная притча о беспомощном маленьком человеке в огромном бездушном мире. И даже когда тебе кажется, что вот уж сейчас-то наконец повезло, буквально через минуту всё может обернуться ещё большими бедами…

Скрываясь от появившихся неожиданно санитаров, Майкл шмыгнул в палату напротив… «Тебе сколько платят, сотню? Сколько ты с них взял?» Такой же, как он, подопытный молча глядел на него широко раскрытыми от ужаса глазами, тяжело дыша и трясясь, как в лихорадке… Только… Что это?.. Герой откинул скрывающую «коллегу» простыню… Катя вскрикнула едва ли не громче самого Трэвиса, вцепилась, что есть силы, в лежащую рядом руку. Пристёгнутая ремнями, на больничной койке билась в судорогах косматая туша кабана с пришитой к ней живой человеческой головой…

— Ты чего? — услышала она шёпот Андрея.

— Чего, чего. Испугалась, — она всё ещё пыталась унять дрожь.

Он накрыл её ладонь своей и дрожь постепенно прошла. Отстранённо, словно наблюдая за происходящим со стороны, она подумала, что пора бы убрать руку — и не сделала этого… Тепло и неприхотливый уют микроавтобуса, уносящего героя вдоль ночного шоссе, убаюкивали её. Не надо ни о чём думать — когда всё так хорошо сейчас… И совершенно не важно, что будет потом… Бессознательно, сама собой, рука повернулась ладонью вверх, их пальцы переплелись… Катя почувствовала, как Андрей сжал её кисть чуть сильнее — и ответила тем же. В следующий момент другая его рука робко, неумело легла ей на плечи. Она вздрогнула от этого прикосновения — но опять не сделала ничего… Далеко-далеко, где-то на самых задворках сознания мелькнула паническая мысль: бежать, бежать отсюда, немедленно, сломя голову! Бежать, пока ещё не поздно… Тело её расслабилось, а голова склонилась Андрею на плечо.

— Давай смотреть кино, — совсем тихо, почти беззвучно прошептала она, не сводя затуманенного взгляда с экрана, где Патриция целовала Майкла…

Когда экран погас и отзвучали последние ноты, в зале оставались они одни. Андрей отпустил Катю, и они вышли из кинотеатра, не глядя друг на друга. Магия кино кончилась — и он вдруг с какой-то пронзительной ясностью ощутил, что по аллее рядом с ним идёт никакая не Катя. Катя осталась там, где она была всегда — лишь в его воображении. А здесь есть только Катерина Максимовна, взрослая женщина из мира его родителей, в котором самому ему места нет. Можно сколько угодно обманывать себя, но фактов это не изменит…

— Ну как тебе фильм?.. — услышал он её слегка охрипший голос.

— Что?.. А, фильм… Да, хороший. Я бы хотел ещё раз сходить. Если у нас показывать будут, ты… — он замолчал, не договорив, но Катя как будто даже не заметила этого.

— Конечно, сходим… Не знаю… Как получится…

И снова — лишь безумное пение цикад под сияющей высоко в небе полной луной… Молчание повисло над ними гнетущим непосильным грузом. Андрей почти физически чувствовал его тяжесть, готовую в один миг