Тайна наложницы - Шахразада

– Но разве нет такой среди равных тебе, о великий? – печально спросил визирь. Он уже предчувствовал, что ответит ему халиф и сопротивлялся скорее по привычке.

– Я ищу не равную, червь… Я ищу единственную. Ищу ту, увидев которую, перестану замечать всех остальных женщин. Я ищу свою мечту, глупец… И мне все равно, равной мне она окажется, простолюдинкой или девушкой высокого рождения. Она будет единственной. Она будет моей мечтой.

…Как и в тот, первый раз, великий халиф Гарун-аль-Рашид покидал дворец не на рассвете. Ибо его представления о раннем утреннем часе заметно отличались от представлений его подданных. Более того, был уже почти полдень, когда повелитель Багдада впервые ступил на его мостовые.

О да, Гарун-аль-Рашид видел свой город и раньше. Видел так, как дано видеть владыке: из окошка паланкина, мерно покачивающегося на плечах четырех крепких мамлюков, в окружении стражников и рабов. Но сейчас его восторгу не было предела. Ибо он шел, сопровождаемый всего лишь визирем. Перед ним теперь расстилался совсем другой город, город распахнутых лавок, многоголосого говора, веселых и печальных лиц. Город жил и радовался всему живому.

И потому, должно быть, халиф не замечал вони сточных канав, ругани на улицах, плача и скандалов, доносящихся из-за дувалов. Его первая прогулка была полна для него поистине удивительных открытий.

Вдруг оказалось, что его подданные умеют готовить прекрасные, ароматные кушанья, часто вкусом своим превосходящие те, которые предлагала халифу дворцовая кухня. Оказалось, что на рыночной площади дервиши умеют удивлять и развлекать подданных ничуть не хуже, чем это делают дворцовые актеры или циркачи. Лавки были полны товаров, по улицам весело бегали дети – город своим шумом и пестротой мог ослепить и оглушить не менее, чем столица любого из сопредельных королевств или княжеств.

Визиря же, который едва поспевал за повелителем, огорчало все. И вонь, и ругань, и смех, и слезы. Увы, он даже не мог сейчас записать всего, что вызвало у него гнев, дабы потом, когда эта пытка прогулкой по городу закончится, призвать к себе вали[4]и указать ему на все пороки города. О да, вали, конечно, необязательно знать, что халиф, великий и мудрый, ничего этого не заметил. Главное, что все эти возмутительные вещи увидел он, зоркий визирь. И тогда, о Аллах! если вали не успеет до следующей прогулки великого Гарун-аль-Рашида привести город в надлежащий вид, не быть ему более управителем великого Багдада…

Несколько чудесных, поистине сладостных минут представил себе визирь: каким униженным и слабым окажется этот тучный и скандальный Ибн Мухрад ибн Мехмет после того, как он, визирь Умар, перечислит все недостатки города, которым он, вали, не смог управлять так, как этого ожидал владыка…

Мысли о мести давнему недругу так далеко унесли визиря, что он не успел остановить халифа, когда тот свернул с главной улицы Предзнаменований на узенькую улочку Утренних Грез. Визирю, к счастью, было известно, что улочка эта славилась на весь подлунный мир лавками, полными изумительных тканей и подлинных шедевров ювелирного искусства. Но все же… Самому халифу своими прекрасными изнеженными ногами вовсе не пристало спускаться с каменной мостовой на пыльную землю узенькой торговой улочки.

– Умар, добрый мой друг, – услышал вдруг визирь и словно очнулся. – Но почему мы никогда раньше не гуляли по моему прекрасному городу? Это столь удивительное место, столь чарующее…

– Не пристало владыке… – начал было визирь.

– Т-с-с, испуганный мой друг. Мы же с тобой веселые иноземцы, впервые ступившие на улицы великого города. Называй меня… Клавдием… А ты будешь Умаром, управителем моего здешнего поместья. Я его купил только вчера. А теперь вышел вместе со своим доверенным слугой выбрать необходимые мелочи для моего нового дома.

– Слушаю и повинуюсь, о вели… то есть, добрый мой друг Клавдий.

– Так почему же, друг мой, мы до сих пор никогда не прогуливались по улицам этого великого города?

– Но мой вла… то есть Клавдий. Ты же неоднократно видел город и горожан из своего паланкина. Тебе знакомы радости и беды этого города, ибо заботливый вали каждый день рассказывает тебе о том, чего жаждут твои подд… то есть багдадцы.

– Этот напыщенный индюк мне рассказывает, что жители прекрасного Багдада славят своего владыку день и ночь, думая лишь о том, как бы не огорчить его своими жалкими и ничтожными желаниями.

Визирь кивнул, ибо так все и было. Легендарная лень вали давно уже стала притчей во языцех всего дивана. Но то, что об этом, оказывается, прекрасно известно халифу, стало неприятным открытием для Умара. Ведь тогда, он это прекрасно понимал, и о нем властелину может быть известно нечто такое, что весьма быстро выбьет то уютное кресло, на котором устроился Умар, из-под его… э-э-э… седалища.

– Запомни, визирь, начиная с сего дня, я желаю каждое утро посвящать прогулкам по городу. Так мне станут известны истинные желания и чаяния моего прекрасного, умного и трудолюбивого народа.

Так оно и получилось: халиф полюбил свой город. Быть может, даже за то, каким он увидел его в тот, первый раз.

– Повинуюсь, мой госп… то есть, Клавдий. Куда теперь ты желаешь направить свои стопы?

– Думаю, мой друг, что мы начнем с ковровой лавки. Ибо нежные ковры станут украшением моего дома в новом владении. Потом я бы хотел выбрать посуду, ткани для драпировок… И еще книги. Следует не забыть о книжной лавке. А потом, о Аллах, перед тем как мы вернемся в поместье, отдадим дань какому-нибудь уютному трактиру или тихой харчевне, где любопытные иноземцы смогут найти изысканнейшие яства из тех, что предложит усталым путникам хозяин такого превосходного местечка.

– Повинуюсь, добрый мой хозяин.

Визирь поклонился халифу чуть менее глубоко, чем обычно проделывал это во дворце. И уже готов был корить себя за недостаток почтения, но халиф, не заметив ничего предосудительного, поспешил по улочке к лавчонке, только что распахнувшей двери. Перезвон множества колокольчиков, металлических и деревянных, говорил о ее хозяине как о выходце из далекой Поднебесной империи.

Но халифу было все равно, откуда начинать свою прогулку по городу, и потому он несколько упоительных минут провел, рассматривая простые белые вазы с изысканным синим рисунком. Не менее ваз его заинтересовали и пиалы с нарисованными на них облаками и драконами. А бумажные картины, изображающие одинокое дерево у кромки воды или уснувших птиц, прячущих голову под крыло, вызвали у халифа восторг.

– Запиши, Умар, я хочу, чтобы мои покои украсила эта ширма… Пусть в кабинете поставят вон тот письменный прибор… Я хочу вкушать молоко из этих полупрозрачных пиал, а вазы, да-да, все четыре, пусть поставят в гостевых покоях на полуночной стороне. Да смотри, чтоб сегодня же! – Визирь кивал головой, записывал и думал лишь о том, хватит ли у него в кошеле монет, чтобы оплатить все капризы халифа.