Магия ворона - Маргарет Роджерсон

– Все это время мои внешние чары не действовали, – раздался позади меня голос Грача. Фраза прозвучала вопросительно. Я обернулась. Он смотрел на свое отражение в ужасе.

– Ну да. – Я не знала, что еще ответить. – С тех пор как тебя ранил Могильный Лорд. Или нет, немного позднее. Когда ты убил его и потерял сознание.

– Ты смотрела на меня!

– Да, – сказала я снова несколько ошарашенно. – Не то чтобы я могла этого избежать.

Лицо его помрачнело.

– Прекрати сейчас же, – отрезал он.

Я помедлила – просто от удивления, а не для того, чтобы поступить ему наперекор. Но он смерил меня таким тяжелым взглядом, что я тут же поспешила скрыться за кустами.

– И ты на меня не смотри, – крикнула я ему. – Люди моются в уединении. Как и ходят в туалет.

Он не ответил. Что ж, придется довольствоваться тем, что есть. Оглядевшись, я сняла ботинки, стянула платье и нижнее белье и, подрагивая, залезла в ручей. Дома я, бывало, мылась и в более холодной воде, но она все равно была кусачей до озноба, так что я не стала мешкать, а поскорее намочила волосы и постаралась соскрести грязь с кожи ногтями. Потом я затащила за собой одежду и поболтала ее в воде, брезгливо поморщившись от того, какое облако грязи и конских волос из-за этого поднялось в чистом ручье. Листья опускались на воду и кружились в небольших водоворотах, которые я устраивала. Все они были таких удивительных цветов, что я сначала решила оставить себе один на память – тот маслянистый листок цвета желтого сурика или этот, ярко-оранжевый, с зелеными прожилками, – но потом поняла, что не смогу выбрать даже дюжину из всех возможных сувениров, и тоскливо отмахнулась от этой затеи.

Закончив, я вылезла на берег и развесила платье с чулками на верхних ветвях жимолости, где их мог бы немного просушить ветер. Белье я повесила на ветках пониже, немного стесняясь. Потом я обхватила себя руками за плечи и прислонилась к кустам, чувствуя себя более незащищенной и обнаженной, чем когда-либо раньше. Я ждала.

Грач не издавал ни звука. В моей голове начали упорно роиться непрошеные опасения. Что если он снова потерял сознание? Или исчез, бросив меня здесь? Или еще хуже: что если, пока я купалась, на нас напали Дикие Охотники?

Я понимала: если посмотрю и удостоверюсь, что все в порядке, то почувствую себя гораздо спокойнее. Но могла ли осмелиться? Какое-то время я не могла заставить себя повернуться к лесу спиной. Переминалась с ноги на ногу, шурша листьями; с мокрых волос капало на землю. Наконец я собралась с духом и, присев на корточки, заглянула между веток жимолости.

В густой листве были крошечные просветы, не больше монетки, но через них я могла видеть, что происходит с другой стороны. Грач сидел на плоском камне чуть поодаль, возле излучины реки. Он снял рубашку и остался в одних штанах; его плащ была разложен рядом на земле. Он тоже решил воспользоваться возможностью помыться.

Будничность этой картины удивила меня. Конечно же, фейри тоже нужно было периодически мыться. Но Грач делал это совершенно обыденно: просто зачерпывал воду ладонями и скреб кожу, без какой-то особой скорости или сноровки. Может быть, все было бы иначе, не будь он ранен. Но какого-нибудь другого фейри, того же Овода, я вовсе не могла представить себе за таким занятием.

Чувствуя себя каким-то бесстыдным лесным гоблином – голая, на корточках, с липнущими к плечам и груди волосами, – я сделала несколько неуклюжих шагов в сторону, чтобы обзор был получше.

Рана все еще выглядела жутковато, но улучшения были заметны. Темные вены побледнели и отступили, и края рассеченной кожи, казалось, затягивались. Я подозревала, что после исцеления след все равно останется, потому что замечала и другие, старые шрамы: длинный на предплечье и еще один на левом плече. Значит, Овод не преувеличивал, когда говорил о его страсти к сражениям, да и передо мной он не просто хвастался. Скрывает ли Грач эти шрамы под внешними чарами или нет?

И, что гораздо важнее: почему я вообще задавалась этими вопросами?

Я думала, что его полуобнаженный вид заставит меня содрогнуться, но чем дольше смотрела, тем больше он казался мне просто странным и вовсе не чудовищным. В какой-то момент мой мозг перестал пытаться увидеть в нем человека и принял его таким, какой он был. В худощавости его фигуры, в острых линиях лица, бесспорно, было что-то поразительное и замечательное. Его глаза все еще казались мне жестокими, но в то же время задумчивыми. Трепет, который я ощущала всякий раз, когда он смотрел на меня, был пленителен – и так же опасен. Как будто в сумрачном лесу с тобой вдруг встретился взглядом волк или рысь.

И это было последнее, о чем мне следовало думать. Хватит. Пришло время положить конец этим шпионским играм. Как нарочно, когда я пошевелилась, под моей ногой хрустнула веточка. Грач замер, потом оглянулся через плечо и посмотрел прямо на меня. Я подскочила. Голова кружилась; бешено и глухо колотилось в груди сердце.

Одежда еще не высохла, но я все равно поспешила снять ее с веток и натянуть на себя, мужественно перенося холод влажного белья и чулок, липнущих к коже, и жесткие прикосновения грубой ткани платья. Я как раз заканчивала зашнуровывать ботинки, когда за моей спиной послышались шаги Грача: так он нарочно предупреждал меня о своем приближении.

– Пойдем, – только и сказал он и, отвернувшись, подал мне руку.

Весь день мы почти не разговаривали. Если Грач и заметил, как я подглядывала, то не подавал виду и молчал. Я все еще привыкала к этому его свойству. Тот улыбчивый беззаботный принц, с которым я познакомилась в своей мастерской, тоже был реален, но это была лишь часть его личности – единственная часть, которую, как я подозревала, он предпочитал выставлять напоказ.

Пару раз я пыталась завязать разговор, но он отвечал односложно, и в итоге пришлось оставить эту затею. Даже скорость, с которой он шел, была призвана ограничить наше взаимодействие: достаточная, чтобы я могла за ним следовать, но слишком быстрая, чтобы догнать и идти в ногу. К закату я уже запомнила каждую дырку на его плаще, волочившемся по земле.

Вчера я еще, наверное, заставила бы его обратить на меня внимание, нравилось ему это или нет. Но сейчас у меня не хватало духу. Грач уже не был моим похитителем – он собирался вернуть меня домой. И я догадывалась, что делал он это ценой больших личных сложностей, масштаб которых был просто недоступен моему смертному пониманию.

Укрытие, которое принц соорудил для нас той ночью, было не похоже ни на рябиновый собор, ни на колючую крепость. Тонкие желтые ясени и плакучие ивы поднялись из капель его крови, клонясь ветвями к земле. Дыхание ветра шелестело в листве. Эти деревья не были безупречно изящными: стволы их росли криво, пестрели вмятинами и дуплами, и целые россыпи поганок прятались у корней. Но они не были больны, как деревья летних земель. Они просто были несовершенны, и мне казалось, что они боязливо просят моего внимания, одинокие и робкие от постоянного страха быть отвергнутыми.

Не раздумывая, я подошла к одному из них и, дотронувшись до коры, заглянула в дупло. Там было слишком темно, чтобы что-то увидеть. Отвернувшись, я заметила взгляд Грача: он застыл на месте, так и не сняв до конца свой плащ. С тех пор как мы ушли от ручья, принц впервые добровольно обернулся ко мне.