Магия ворона - Маргарет Роджерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна его голова была размером с гигантский чурбак – в круглой дыре на месте рта мог бы целиком поместиться человек. Грибы кривились и поворачивались из стороны в сторону. Изо рта вырвался жаркий вздох, потом другой. Конечно, я была слишком мала и слаба, чтобы причинить ему какой-то вред. Голоса зашептались; маленькая девочка захихикала.
Из моей груди вырвался сдавленный вой, и я, вытянув руки, вцепилась пальцами в его губчатое лицо. Рывком подтянувшись, я ухватила один из его грибных глаз той самой рукой, на которой было надето железное кольцо. В тот же самый момент грибы поникли; стали серыми, сморщенными, задрожали в моем захвате.
Все голоса – в той далекой комнате, которую можно было назвать адом, – одновременно издали хриплый стон, и Могильный Лорд сделал шаг назад, протащив мои ноги за собой по земле. Я еще разок сжала его глаз, и грибы посыпались сквозь пальцы. Мне нужно было выиграть еще секунду. Потому что краем глаза я видела, как Грач поднимается на ноги.
Одной рукой он хватался за грудь где-то под плащом; на его лицо, искаженное болью и яростью, было страшно смотреть. Его шатало, и я даже засомневалась, не свалится ли он на землю.
Но он дошел.
Я ослабила хватку и рухнула на землю, когда он, вытащив окровавленную руку из-под плаща, засунул ее монстру прямо в глотку. Сначала раздался треск ломающейся древесины; тело Могильного Лорда содрогнулось и покосилось. А потом толстые ветви, покрытые шипами, вспороли каждую клетку его тела изнутри, пригвоздив монстра к месту, как ужасающую статую. Я не знала, мертв ли он теперь. Я даже не знала, важно ли это.
Последняя ветка медленно выползла из его целой глазницы, и желтые листья развернулись всего в паре сантиметров от моего лица.
– Грач, – выдохнула я, – ты сделал это. Ты…
Мои слова были прерваны глухим звуком падения. Я отодвинула ветку и увидела, что Грач свалился на землю без сознания. Чары медленно угасали, открывая его истинный облик.
ПЕРВЫМ, что я заметила, упав рядом с ним на колени, была его одежда: разорванная, грязная и помятая от долгого пути. Я не успела разглядеть ее днем, когда чары рассеялись, и перемена эта поразила меня: в одно мгновение он превратился из принца в бродягу. Почему-то мне не приходило в голову, что внешние чары могут скрывать и истинное состояние его одежды. Больше всего меня удивило то, что на его плаще, там, куда пришелся удар Могильного Лорда, красовалась огромная дыра – и до настоящего момента ее тоже заметно не было.
– Как же много магии ты тратишь из-за своего тщеславия? Ради всего святого, ты же едва стоял. – Мои руки дрожали. Я сдернула с пальца кольцо, убрала его в карман и начала расстегивать пуговицы на его одежде. – Знаешь, ни мне, ни чудовищу не было особенно важно, как ты выглядишь.
Я распахнула плащ. Его голова завалилась набок. Рот был приоткрыт; я решила не приглядываться к ряду острых зубов, показавшихся за губами. Впрочем, гигантская рана на его груди сразу притянула к себе все мое внимание. Сравнивать мне было не с чем, но я догадывалась, что, будь внешние чары еще в действии, он не казался бы таким тощим. Мне не очень-то хотелось видеть все эти выпирающие ребра и кости. Некоторые белые пятна посреди кровавого месива были отнюдь не клочками изорванной рубашки. Рана была длинной и рваной и тянулась от левой ключицы к правому боку. Человек с таким ранением уже был бы при смерти из-за потери крови. Но Грач, к счастью, кровью не истекал. И все равно я бы чувствовала себя гораздо спокойнее, если бы он не валялся без сознания, а самодовольно уверял меня, что эта рана для него – не более чем царапина.
– Грач. – Я похлопала его по щеке и невольно поморщилась: выступающие кости и впалые щеки слишком живо напомнили мне о том скелете, что цеплялся за мою юбку. – Ты же принц, правда? Давай, просыпайся и продолжай меня бесить, пожалуйста.
Он уткнулся лицом мне в ладонь и застонал.
– Пока не очень получается. – Я свернула полы плаща и на всякий случай приложила к его груди. Потом, вспомнив вчерашнюю ночь, подняла его правую руку и повернула ладонью к себе. Что ж, он и здесь скрыл порез с помощью чар. Но все равно кожа заживала довольно быстро: если бы я не знала точно, то подумала бы, что поранился он неделю назад или даже раньше.
Я вздрогнула, когда поняла, что глаза его слегка приоткрылись. Он смотрел на меня.
– Ты все еще здесь, – пробормотал Грач в каком-то полубреду.
Я быстро отпустила его руку.
– А где мне еще быть?
– Сбежать.
– Если ты еще не заметил, в этом лесу полно существ, которые так и жаждут меня убить. Даже их отрезанные конечности, и те за мной охотятся. Как бы мне ни было неприятно это признавать, лучше уж я останусь с тобой. Шансов выжить будет больше.
– Может быть. – Он попытался шевельнуться, но глаза его тут же закатились.
– Не говори загадками. Что мне сделать, чтобы вытащить нас отсюда? Грач? – Я снова похлопала его по щеке.
– Помоги мне встать. Нет… сначала передай мне меч, а потом…
Я поднялась и пошла искать его меч. Поле битвы преобразилось даже за те ничтожные минуты, что я сидела рядом с бесчувственным Грачом. Застывшие останки Могильного Лорда были почти неузнаваемы, поглощенные гигантским деревом, которое все еще отращивало новые ветки. Золотые листья мерно падали на землю, собираясь на земле в яркие кучи, через которые я пробиралась в поисках оружия. Я обнаружила меч далеко не сразу, и то лишь потому, что рукоять торчала из листвы.
Когда я вернулась, опавшие листья уже почти накрыли его с головой. Я перешла на бег и тут же умудрилась споткнуться о какой-то корень. Он наблюдал за мной молча: вероятно, был еще слишком слаб, чтобы как-то отметить странность моего поведения. Я и сама не могла объяснить, почему это зрелище – его медленное исчезновение в листве – привело меня в такое смятение. Было в этом нечто траурное, бесповоротное. Как будто лес поглощал его.
Когда я, наконец, подошла к нему вплотную, он попытался забрать у меня меч, но захват получился слишком слабым. Мне пришлось помочь ему засунуть оружие обратно в ножны.
На языке вертелся вопрос, как рыболовный крючок, так и тянущий наружу ужасные слова.
– Ты умираешь? – выпалила я странным, почти обвинительным тоном.
Он нахмурился.
– Ты этого хочешь?
– Нет! – Моя горячность кажется, удивила его – так сильно, что я почувствовала необходимость подкрепить свой ответ аргументами. – Если бы я хотела, чтобы ты умер, разве я бы вырвала у тебя из рук вертел сегодня у костра?
– Ты сама дала его мне.
– Я не знала, что случится, и ты тоже не знал. – Мне было сложно найти слова. – То, что ты делаешь со мной, – неправильно. Конечно, мне не хочется быть твоей пленницей. Но есть разница между этим и тем, чтобы желать тебе смерти.
Понимал ли он это? Судя по тому, как забегали его глаза, не очень. Имели ли человеческие чувства для него вообще какое-то значение?