Вопреки - Валентина Кострова

— Голова болит? – сочувственно спрашивает на мой жест, когда тру висок. Неопределенно пожимаю плечами.

Не голова болит, а душа. Мне срочно нужно что-то предпринять в отношении Соболя. Я словно очнулась после долгой спячки. Я почувствовала, как дышу полной грудью. Как-то мир заиграл другими красками, словно мне дали новую палитру цветов.

Мне нужен Герман: сейчас и навсегда. При этом я понимаю, что это невозможно. Мой лимит доверия к нему давно исчерпан, бонусов никаких нет.

— А где Кэти? – вспоминаю о дочери. Я неидеальная мать, но сейчас мне хочется обнять малышку и понять, что все делаю правильно. Безопасность превыше всего, а Герман не даст никаких гарантий, что его прошлые друзья не вспомнят о нем. Я не настолько наивная, чтобы верить в окончательный разрыв с криминалом.

— Она после завтрака убежала к Максу. С ними еще был этот красивый русский.

— Герман?

— Никак не могу запомнить это странное имя. Да, с ним. Кэти ему доверяет. Это странно, обычно она к чужим людям насторожено относится.

Родная дочь чувствует родного отца и тянется к нему на интуитивном уровне. Опять просыпается совесть и начинает отчитывать меня за то, что не помогаю воссоединению. Не представляю, как Кэтрин сообщить о том, что Герман ее отец. Не понимаю, как вообще мы сможем выстроить встречи, если Соболь живет в России, а мы в США. Слишком много вопросов нужно будет решить, когда все раскроется. И так ли это правда нужна для малышки? Она никогда не переживала по поводу того, что у нее нет отца. Кевин был вместо него, но слишком мало жизнь отмерила нам семейного счастья.

— Сегодня я не в состоянии работать, пойду Макса попрошу дать мне лошадь. Покатаюсь немного по окрестностям, - говорить невестке о том, что просто хочу побыть одна наедине с собой не собираюсь.

Подходя к загону, вижу Макса, держащего на длинном поводе Фореста. Верхом на добродушном коне со серьезным лицом восседает Герман. Рядом на пони Шейхе гарцует Кэтрин. У меня от этого зрелища встает ком в горле. Даже в смелых мечтах о таком не смела мечтать, в итоге реальность выходит лучше, чем могла я подумать.

Соболь улыбается, когда его глаза встречаются с глазами дочери. Она тут же расплывается в ответной улыбке. И сразу становятся очень сильно похожими друг на друга. Генетическую экспертизу нет смысла делать. Герман это понимает, поэтому его глаза сейчас смотрят с таким обожанием, что я ревную. Ревную к собственной дочери, ибо такого взгляда я никогда у него не видела.

— Как дела? – ставлю ногу на перекладину деревянного забора. Три пары глаз обращаются в мою сторону. Кэти машет мне рукой, Макс кивает, Герман равнодушным взглядом мазнул по моему лицу и на этом все. Все его внимание обращено на управление лошадью.

Через какое-то время отстегивает повод, и Соболь самостоятельно по кругу легкой рысью наматывает круги. Кэти не отстает. Я задерживаю взгляд на его руках, которые вчера прикасались к телу, дарили наслаждение. Сглатываю, ощутив желание, вновь ощутить эти руки на себе.

— Недельку интенсивных тренировок и поскачет галопом. Кэтрин прям вьется возле него, - Макс устремляет на меня внимательный взгляд, скручивая повод.

— Он ее отец. Наверное, чувствует.

— Неплохой парень.

— Ты так думаешь?

— Я вижу, как он относится к Кэти, как малышка готова ему довериться. Ей все же не хватает отцовской любви, обожания.

— Не говори чепухи, - раздраженно перебиваю, почувствовав вновь угрызение совести. – На ранчо полно мужчин, которые ей восхищаются и готовы поносить на плечах.

— Ты боишься ему довериться? – вопрос Макса попадает в самое яблочко. Я опускаю глаза на свои руки.

Боюсь. Ведь Герман не раз меня обижал, отталкивал, разбивал мои мечты. Мои слезы, конечно, новый океан не образуют, но их было достаточно выплакано. Сколько было бессонных ночей... А сколько было мыслей о том, как могло все повернуться, если бы... Если бы он был жив. Он жив. Только я вот никак не вижу нас вместе. Я в нем нуждаюсь, но знаю, что дышать можно и без кислорода. Последние годы именно так и живу. Существую. Вчера в меня вдохнули забытый глоток этого кислорода. И боюсь выдохнуть, ведь теперь наверняка умру. Мысленно. Физически я буду жить, потому что у меня есть смысл жизни – моя дочь. Она мой смысл, но не мой кислород.

— В прошлом он много причинил мне боли.

— Не выясняла причину?

— В смысле?

— Человек не просто так причиняет боль. Либо он хочет, чтобы на него обратили внимание, либо, чтобы от него отказались наверняка.

— Либо он садист.

— Он не похож на садиста.

Я могла бы сейчас Максу вывалить все, что знаю о Соболе. Начинает с того, что он был руководителем одной группировки, заканчивая тем, как на моих глазах убивал людей. Интересно, что осталось из прежней жизни в его сегодняшней жизни? В России быть честным бизнесменом невозможно. Нужно поинтересоваться у «гугла», кто такой теперь Герман Александрович Соболь и можно ли ему доверять ребенка.

— Мама, мама! – к нам несется Кэтрин, я сразу же ищу глазами Германа. Он привязывает Шейха к привязи. Макс спешит к нему, вдруг не сильно крепко привязал, лошади могут запросто вырваться на свободу.

— Что котенок?

— Герман повезет меня сейчас в город.

— Что? – удивленно переспрашиваю, кошусь в сторону Соболя.

Он пожимает Максу руку и уверенно направляется к нам. Красивый. Чертовски красивый, чтоб его побрал. В груди теснится волнение от его приближения. Я даже на минутку представляю, что сейчас подойдет ближе, схватит меня и поцелует в губы. Как умеет только он: властно и неистово. Только вот Кэтрин не нужно видеть такие поцелуи, мала она еще для такого.

— Мы поедем в город, есть мороженое.

— Я не разрешаю! – встречаюсь с холодными серыми глазами, он улыбается Кэтрин, так как малышка обиженно от меня отворачивается к нему.

— Ты можешь поехать с нами, если не доверяешь мне.

Никаких эмоций в голосе, полное равнодушие ко мне. Шумно втягиваю в себя воздух, терзая нижнюю губу. С одной стороны, я бы отпустила дочку, уверена, ничего страшного не произойдет. С другой стороны, мне тоже хочется поехать с ними. Побыть с ним. Смириться с тем, что он мне по-прежнему нужен, даже спустя столько времени.

— Так ты поедешь с нами? – Кэтрин поджимает губы, берет Германа за руку и прижимается к нему. Мне ничего не остается, как согласно кивнуть.

— Мы зайдем пообедать у Ника, - Марьяна обращается к Кэти, та радостно соглашается.

— И ты мне обязательно закажешь ванильное мороженое с шоколадкой крошкой.

— Только после того, как ты нормально поешь.

— А я не хочу нормально есть, я хочу мороженное!