Сладкое утешение - Оливия Гейтс

— Похоже, ты совершил невероятно глупый поступок, если смог лишиться ее многолетнего поклонения тебе.

— Она уверена, что я решил жениться на ней, что бы занять трон Азмахара.

— Это неправда. Конечно, будучи мужем Лейлы, ты легче найдешь мою поддержку. Но это — лишь приятный побочный эффект. Ты по-настоящему любишь ее.

— Люблю? Невозможно описать словами, что я чувствую к Лейле. Я вижу этот мир, в нем есть добро и зло, благодарность и подлость. Но когда появляется Лейла, все остальное становится не важно. Остается лишь она. И я готов пожертвовать чем угодно ради ее счастья.

Амджад всплеснул руками:

— Эй, передо мной ты можешь не распыляться. Я тебе верю. Как говорят, дурак дурака видит издалека. Я тоже чуть не потерял Маарам. Могу тебя обрадовать: наши женщины влюбляются в нас раз и навсегда. Да, слова Маарам были очень жестоки, но она приняла меня назад. Поэтому даже если ты считаешь, что все закончилось и ты потерял Лейлу, действуй. Из кожи вон лезь, выворачивайся наизнанку, и она вытащит тебя из пропасти и снова поднимет на небеса.

— Маарам обнаружила, что ты прикрывался ею, чтобы пробраться к «Гордости Зохаида». Твои мотивы были благородны, потому что открытая игра могла привести к войне. Лейла узнала, что я планировал обручиться с ней ради престола. Ты похитил Маарам под прикрытием пустынной бури, а Лейла считает, что я организовал нападение, чтобы завоевать ее симпатию. Если и ты считаешь, что я способен на подобное, можешь бросить меня в тюрьму.

— Не-а. В чем я хорош — так это в чтении людских характеров. Особенно мужских. Ты родился с необычным синдромом благородства и никогда не посмел бы так напугать женщину, даже ради трона. Как Лейла до такого додумалась?

— А она разве ничего не рассказала?

— Она просто сообщила, что свадьбы не будет, и заявила, что не станет объясняться. Еще добавила, что не хочет тебя больше видеть.

— Она сказала, что сделает все, чтобы я не стал королем. Я посчитал, что она обязательно расскажет вам свое видение ситуации, чтобы настроить вас против меня. Почему она не осуществила угрозу?

— Видишь? Я же говорил — ей не все равно. Поверь мне. Я через это уже прошел. Знаешь что? Я беру Лейлу на себя. Я не отстану от нее, пока она с тобой не поговорит.

— Ты, правда, это сделаешь для меня?

— Да, я великодушен.

— Если ты уговоришь ее снова увидеть меня, я стану твоим верным рабом до конца жизни.

Амджад усмехнулся:

— Вот этого я и требую от своих союзников. Будет сделано.

Амджад ушел, но прежде, чем Рашид сделал шаг по направлению к дверям, в зал ворвались Хайдар и Джалал и преградили ему путь с таким выражением лица, будто в любой момент готовы наброситься на него с кулаками.

— Ты нам соврал. Ты использовал нашу сестру, что бы добраться до трона. И ты посмел явиться сюда. Для чего? Просить Амджада поддержать твою кандидатуру? Да, мы в курсе, что он считает тебя самым подходящим кандидатом. Ты смог одурачить и его.

Рашид оттолкнул близнецов:

— Катитесь вы к черту со своим троном. Я бы сам вас туда отправил, если бы у меня было на это время. Но у меня его нет.

И Рашид выбежал из зала. Но Хайдар и Джалал нагнали его на первом этаже и затолкнули в огромную гостиную.

— На этот раз ты от нас не сбежишь, — прошипел Хайдар.

— На этот раз мы выясним все до конца. Раз и навсегда. — Джалал защелкнул дверной замок.

Пытаясь побороть удушливый приступ ярости и теряя последние крохи самообладания, Рашид прохрипел:

— Вы и дальше будете притворяться, что не понимаете, за что я вас ненавижу? Вы так и будете уклоняться от ответственности, выродки гадюки?

— Заткнись, проклятый сын… Я не знаю, кем была твоя мать. Но уверен, что у меня не найдется слов, чтобы достойно оскорбить ее.

— Я назвал вашу мать гадюкой. Ужасное слово для той, кто была настоящим чудовищем. Хотите, расскажу вам свою версию случившегося? Чтобы у вас была полная картина перед глазами? Отлично. — И он рассказал, впервые выпуская наружу боль и ярость предательства, разрывавшего его сердце на части бесконечные годы.

Внезапно мир Рашида перевернулся с ног на голову, когда, глядя в глаза застывших в изумлении бывших лучших друзей, он понял невероятную вещь: они ничего не знали.

Наконец мертвенно-бледный Хайдар глухо произнес:

— О, Аллах! Рашид! И все эти годы ты был уверен, что это сделали с тобой мы? И мы все еще живы?

Джалал кивнул:

— Меня это тоже удивляет. Ты считал, что мы совершили подобную подлость, но все, что ты себе позволил, — это попытался разрушить наш бизнес. Видимо, ты — святой.

Рашид не мог больше этого выносить.

— Мне уже наплевать на то, кто это сделал и зачем. Сейчас все, о чем я могу думать, — это о Лейле.

— Если ты ей расскажешь то, что рассказал сейчас нам…

— Нет! — Его ответ грянул, словно пушечный выстрел. — Она никогда об этом не узнает. Я не стану возвращать ее этой ценой.

— Возможно, это — единственная цена, Рашид, — подошел к нему Джалал.

— Я сказал: нет. А если вы расскажете ей, на этот раз ничто не остановит меня. Я вас убью.

Хайдар положил ему руку на плечо:

— Просто успокойся. Мы будем молчать. Как же мне хочется стереть из памяти весь твой рассказ. Но моя боль — ничто по сравнению с тем, что пережил ты. Я чувствую свое бессилие из-за того, что не могу наказать твоих мучителей. Но я сделаю все, чтобы исправить ошибки прошлого, даже если придется потратить на это остаток жизни. Ты — мой брат, Рашид. Все эти годы я тосковал по тебе…

Джалал присоединился к брату:

— Ко мне это тоже относится. Но сейчас надо подумать о вас с Лейлой. Сейчас это важнее всего. Клянусь тебе, мы сделаем все, чтобы помирить вас.

Всего оказалось недостаточно.

Лейла игнорировала любые разговоры о Рашиде с тем же упорством, с каким отказывалась читать его собственные письменные признания. Она наконец поверила в то, что он не имел отношения к нападению, но посчитала, что его отказ от участия в предвыборной гонке — очередная хитрая уловка.

— Нет такой линии, которую ты не готов пере сечь, да?

Рашид замер от удивления. И радости. Лейла. Здесь. Совсем рядом.

— Лейла…

Она приблизилась к дверям его апартаментов в невероятно длинном, в пол, платье бирюзового цвета, которое подчеркивало каждый дюйм ее ослепительной кожи и блеск великолепных волос.

Но ее глаза были по-прежнему пусты.

— Меня даже смущает, как далеко ты зашел в излиянии души всем подряд. Но больше всего я удивляюсь тому, как ты ловко прибрал к рукам мою семью. А я считала их вполне разумными. Видимо, никто не может противостоять твоим чарам.