Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон

С некоторым усилием мы открыли тяжелую чугунную калитку, но закрыть за собой не смогли, Жюстина точно знала, где находится могила, она повела нас сначала прямо, а потом направо. Каменное надгробие было высоким, на нем было написано имя, но ничего больше я не помню.

– Интересно, как она сейчас выглядит? – сказала я. – Там небось одни кости остались. И куча волос. Говорят, что у мертвецов в гробу волосы растут. Волосы и ногти.

Мы приложили ладони козырьком, заслоняясь от солнца, и нам вдруг почудилось, что к нам тянутся руки скелетов. Йилл даже завопила, отчего мы подпрыгнули. Она порой бывала слегка нервная.

– Я не хочу быть скелетом! – кричала Йилл. – Я не хочу, чтобы у меня ногти росли!

– Никто не хочет, – заметила я.

Жюстина сказала:

– Внутри человека должен быть скелет, иначе мы все обвалимся.

Мы пошли к белому зданию, которое стояло в глубине кладбища. За нами шаркал какой-то дядька с граблями, чистил дорожку.

– Это дом мертвых, – сказала я. – Там лежат трупы, которые будут хоронить, лежат и ждут своей очереди.

Дядька перестал убирать дорожки и что-то прокричал нам. Мы сделали вид, что не слышим. Спрятались за зеленой изгородью. Сидели и наблюдали, как он нас высматривает. Прошло порядочно времени, а потом он убрал свои грабли и ушел. Он вышел через калитку и аккуратно закрыл ее за собой. Мы остались на кладбище одни.

Около дома мертвых стояла бочка. Обычная бочка для сбора дождевой воды. Я заглянула в нее и увидела, что она полна воды, а края заросли скользкой плесенью.

– Давайте поиграем в рыбку, – предложила я, догадываясь, что Йилл вот-вот запросится домой.

– Как это – в рыбку? – удивилась Жюстина.

– В аквариуме, – пояснила я. – Бочка будет нашим аквариумом.

Йилл сказала:

– Нам же здесь играть нельзя.

– Но ведь дядька тот ушел.

Было очень тихо, лишь ветер шуршал листьями берез, но птиц было не слышно. Должно быть, уже улетели в теплые страны. Я все это так ясно помню. Даже странно. Мне ведь всего семь лет было.

– Жюстина будет рыбкой, – сказала я и увидела, что та собралась было запротестовать, а потом сжалась, словно ей нужно было взять разбег, чтобы согласиться.

– Мне раздеваться? – только и спросила она.

– Как думаешь, Йилл? Ей раздеваться?

Йилл закусила губу и кивнула. Затем она хихикнула, была у нее такая привычка – внезапно на нее накатывал приступ сдавленного смеха. Я тоже хихикнула. Мы велели Жюстине раздеться, и она разделась. Вообще-то она могла не раздеваться, никто ведь ее не неволил. А может, ей это нравилось? Может, ей нравилось и когда Флора сажала ее в бельевой бак? Иначе бы она не рассказывала нам об этом с такой гордостью.

Когда она сняла трусы, я заметила на них влажный след. Кожа у нее вся покрылась пупырышками. Она не смогла влезть в бочку сама. Нам пришлось ей помочь. Вода заплескалась, как только Жюстина скользнула в бочку. Она вскрикнула, когда холодная вода коснулась ее голого живота.

– Теперь ты – наша рыбка, – заявила я.

Она немного поплескалась, будто плавала понарошку.

– Мы тебя будем кормить... Что рыбки едят?

– Вроде... червяков.

Тут с Жюстиной что-то произошло, она распрямилась и встала в воде, точно палочка, глаза ее широко распахнулись.

– Не надо червей! Обещай! Я не такая рыбка, я только листья ем.

Мы нарвали немного листьев с кустов и высыпали на нее в бочку. Она успокоилась. Волосы у нее были мокрые, зубы уже постукивали от холода.

Я не знаю, откуда во мне тогда это взялось, не знаю, я ведь была просто ребенком, мне всего семь лет было. Только я вдруг заметила шланг, висевший на стене здания, я размотала его на пару витков и повернула кран.

– Надо тебе воды в аквариум подлить, – сказала я Жюстине, а она запрыгала вверх-вниз в знак протеста.

Я думала об этом позже, мне правда захотелось увидеть, как вода достает ей до подбородка, да, даже до рта и носа. Я знаю, что я думала, что она может утонуть, но это словно меня не касалось. Или даже было как-то интересно, как такое случается. Как люди тонут. Я перекинула шланг через край бочки.

Сначала она немного покричала, пошлепала руками вокруг себя, а потом застыла и просто стояла в бочке. Я не могла удержаться и направила шланг ей на голову. Вода заструилась по лицу, затекая в уголки рта. Потом-то я думала, что ей, наверное, было довольно холодно. Вода уже доставала ей до подбородка.

* * *

– Закрой кран! – крикнула Йилл.

Но я словно не могла себя заставить.

Йилл повторила:

– Закрой кран, Берит, закрой!

Я не реагировала, поэтому она сама кинулась к крану и закрутила. Жюстину уже била крупная дрожь.

Я отошла в сторонку, поразмышляла. Подобрала валяющуюся на земле палку.

Сунула ее в бочку.

– Смотри, я рыбку ловлю!

Йилл тоже прискакала с веткой.

– У кого клюнет! – закричала я. – Посмотрим, у кого раньше клюнет!

Я думала, что Жюстина ухватится за наши палки, и тогда мы ее вытащим, и она сможет одеться. Но она не схватилась. Стояла по горло в холодной воде и дулась. Я ткнула ее веткой в ухо. Йилл взглянула на меня и тоже ткнула.

Если бы Жюстина хоть заплакала.

* * *

Помню, как мы с Йилл услышали шаги по гравию, побросали свои ветки и убежали. Боже, как мы мчались вниз по холму, где сейчас лежит мемориальная роща, прямо через калитку, направо в лес, а там кинулись на землю и зарылись в мох. Я не помню, чтобы мы вообще думали про Жюстину, что там с ней, как она, не поранили ли мы ее. Единственное, о чем мы беспокоились, что если она проговорится, то мы вляпались.

* * *

Берит не могла заснуть. Светящийся в темноте циферблат показывал половину первого. Тор лежал, повернув лицо в ее сторону, он тяжело и громко храпел. Она встала. В шкафчике в ванной должны быть какие-нибудь успокоительные таблетки, один раз ей выписали «субрил» от нервов, но она так и не раскрыла упаковку. Да. Вот он. Вполне возможно, что лекарство просрочено, она не видела без очков. Она сунула пару маленьких белых таблеток в рот, проглотила, запив водой из стаканчика для зубной щетки.

Квартира Ханса-Петера была расположена на улице Фюрспансгатан, из нее открывался вид на местное кладбище. В ночь Всех Святых он обычно зажигал две свечи и стоял у окна гостиной. Там, за окном, в тумане мерцали зажженные в эту ночь светильники на могилах. В этот день единственный раз в году все места на стоянке были заняты и машины выстраивались вдоль дороги на Сандвик.