За тридевять земель - Эмма Ричмонд

А потом он остановился.

Абби открыла глаза. Сэм стоял неподвижно, напряженно, с закрытыми глазами. Его дыхание было прерывистым.

— Сэм…

— Нет, — застонал он.

— Да, Сэм. Я хочу, я очень хочу тебя, — взмолилась она. — Не говори «нет». Тебе будет хорошо со мной. Я обещаю.

— Я знаю это, черт побери!

— Тогда займись любовью со мной, пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста.

Он вздохнул еще раз и открыл глаза.

— Не проси, — сказал он. — Никогда не проси.

Одним резким движением он сорвал с себя рубашку, скинул туфли и начал расстегивать брюки.

С широко раскрытыми глазами, словно в тумане, все еще боясь, что он передумает, она сняла с кровати сумку и косметичку. Потом откинула покрывало.

Он посмотрел на нее. Прижал к себе и в одно мгновение раздел ее и прижался к ее губам.

Абби не было больно. Она всегда думала, что в первый раз бывает больно, но ей не было больно. Хотя это вряд ли можно было назвать любовью, слишком отчаянно голодными были они оба. Это было освобождение, которого они так страстно ждали. Абби никогда не подозревала, что открыться другому человеку, открыть ему свое тело, свои эмоции, свои чувства так прекрасно. И так пугающе. Когда ты теряешь контроль над своими чувствами к другому человеку. Мог наступить конец света, а она бы даже не заметила. С четырнадцати лет Абби жила сама по себе, никому не открываясь. А теперь все эти чувства принадлежали ему. И это пугало ее. Но она сама хотела этого.

Он лежал на спине, закрыв одной рукой глаза, она повернулась к нему.

— Сэм?

— Да, — его голос был хриплым.

— Не надо ненавидеть меня.

Он убрал руку и взглянул на нее.

— Я не ненавижу тебя… Но и собой не горжусь.

— Это уже прогресс, — Абби застенчиво улыбнулась.

Выражение его лица смягчилось, он прижал ее к себе.

— Это было впервые для меня, ты же знаешь.

Он застыл, беззвучно выругался и повернулся к ней лицом.

— Впервые?

— Да, — стыдясь, призналась она. — И я хотела, чтобы это был ты. Извини, я не встретила никого, кого бы полюбила, до тебя. А я не хотела заниматься этим просто так… Я, наверное, была единственной двадцативосьмилетней девственницей на свете.

Перестань болтать, Абби. Она не смотрела на него — не была уверена, что хочет видеть выражение его лица. Но мужчины должны быть польщены в таком случае или нет? Правда, Сэм не был как все, и с ним она не могла быть ни в чем уверенной. Он лежал неподвижно, и она собралась с силами и взглянула на него. Он смотрел на нее. А потом засмеялся.

— Ты такая опасная, Абби!

— Почему? — удивилась она.

— Такая непредсказуемая!

— Но это же хорошо… или нет? Не скучно, во всяком случае.

— Не думаю, что у нас когда-нибудь появятся такие проблемы, как скука.

— Проблема только в твоих чувствах?

Он вздохнул. Поцеловал ее в макушку.

— Я не знаю, есть ли у нас будущее, Абби. Не спрашивай меня, я не знаю.

— Хорошо.

— Знаю только, что я переступил барьер, который не собирался никогда переступать. Что я теперь буду делать, не представляю. — Наматывая ее локон на палец, он хрипло продолжал: — Но, занявшись с тобой любовью, я хочу любить тебя снова и снова.

Тепло разлилось по ее телу. Она закрыла глаза и прижалась к нему.

— Я тоже хочу этого.

— Я был бы нежнее, если бы знал. Но откуда я мог знать? Ты не выглядишь девственницей. И ведешь себя не как девственница.

— Я не знала, что девственницы ведут себя как-то по-другому, — резонно сказала она, и он улыбнулся.

На этот раз это было медленно, и он смотрел ей в глаза, и она не могла отвести взгляда. И он видел в ее глазах: она чувствует, что он делает с ней. И она тоже могла видеть его, видела, что он чувствует рядом с ней.

Когда ее дыхание замедлилось, а пальцы, вцепившиеся в его спину, разжались, она закрыла глаза, потому что у нее больше не было сил.

Абсолютно без сил, но удовлетворенные, они лежали рядом, просто глядя друг на друга. Сэм был очень серьезным.

— Не слишком хорошая основа для романа? — тихо спросил он и пояснил: — Эмоционально неполноценный мужчина и девушка, которая четырнадцать лет притворялась такой, какой никогда не была.

Абби промурлыкала:

— Может, и нет. Но ведь мы попытаемся, не так ли?

— А это имеет смысл? Пытаться?

— Я думаю, да. Все, что ни делается, все к лучшему, так, кажется, говорят.

— Говорят, — пробормотал он, — много чего говорят. Но если только один любит, что тогда?

— Тогда другой будет учиться любить.

— Ты очень уверена в себе.

Она улыбнулась.

— Нет, это только на словах я уверена. Но ведь их нужно произнести, не так ли? Иначе мир прекратит существовать. Никто никогда не будет делать что-нибудь, никто не будет рисковать, никто не будет учиться летать… И я не хочу терять тебя. — Нежно коснувшись его груди, она добавила: — Ты почти заставил меня поверить в то, что не хочешь меня.

— Но ты никак не хотела верить в это.

— Ты мне нужен, Сэм. Мне нужно касаться тебя, нужно чувствовать, нужно любить. Если ничего не получится, у меня останутся воспоминания, что я когда-то жила в сказке.

Смутившись, он спросил с таким нескрываемым интересом, что это тронуло ее.

— В сказке? Так ты чувствуешь?

— Да. Испуг и восхищение. Страх и любопытство. Потому что я никогда никому не отдавала себя полностью. Сейчас мне достаточно иметь возможность любить тебя. Я не хочу надоедать тебе. Я не прошу тебя любить меня или говорить, что ты любишь меня.

Не произноси это, предупредила она себя. Не произноси слов, о которых потом пожалеешь. Ведь однажды тебе захочется услышать, как он скажет тебе: «Я люблю тебя». Кто знает? Она посмотрела ему в глаза и спросила:

— Какой ты, Сэм?

— Эгоистичный, — прямо сказал он. — Расскажи мне о Джордже.

— Я начинаю думать, что никогда не знала его по-настоящему, — вздохнула она, переведя взгляд на потолок. — Он был добрым, или я думала, что он был добрым. Но он позволил твоему отцу считать, что ты не его сын. Отец всегда держался слишком официально. Я бы никогда не подумала, что у него мог быть роман с замужней женщиной. Он всегда был таким корректным… Он был одиноким, Сэм, — сказала она участливо. — Брак моих родителей не был заключен на небесах. Я не знала твоего отца, но Делла сказала…